Стикс, склонившись над пультом, как коршун над добычей, нервно жал на клавиши, пытаясь как можно скорее произвести посадку. "Кае 2", вынырнув из тесного коридора в огромный светлый ангар, осторожно опустился на гладкую поверхность пола, заняв свое привычное место в ряду черных силуэтов других кораблей. Выбравшись из катера, Стикс ринулся к лаборатории. В руках он сжимал букет свежих белых цветов, на которые десять часов ожидания произвели гораздо меньшее впечатление, чем на него самого. Добежав до расположенной в центре ангара полусферы, Стикс нажал несколько клавиш на стоящем рядом с ней невысоком столбе, верхняя часть которого была увенчана шарообразной клавиатурой. Большой сиреневый купол, повинуясь полученной команде, начал медленно подниматься с правой стороны, уходя левым краем под пол точно переворачивающийся вокруг своей оси мяч, одна часть которого полая.

Чем больше открывался вид на лабораторию, тем белее становилось и без того бледное лицо ее хозяина. На небольшой круглой площадке, где некогда стояли приборы, возвышалась гора металлолома. Ему и в голову не могло прийти, что хрупкая маленькая женщина, запертая на десять часов одна, способна на ТАКИЕ разрушения. Женя разгромила все, что только смогла разгромить. На ее счастье, мебель здесь не была привинчена к полу, как на корабле. Поэтому теперь интерьер этого помещения сильно напоминал свалку крупногабаритного мусора, его роль играли те части приборов, которые ей не удалось расколотить. Остальные вещи валялись на полу в виде мелких осколков и пыли. Высказав некоторое время назад таким весьма оригинальным способом все, что она думает о Стиксе, девушка уселась возле перевернутого стола, прислонившись к нему спиной и запела. Там она находилась и сейчас. Взгляд ее, холодный и черный, как Полярная ночь, был прикован к стиснутым в замок ладоням. Никак не реагируя на метаморфозы купола, Женя продолжала тихо петь. Когда перед ее носом появились высокие темно-серые сапоги с металлическими пряжками, фиксирующими переплетение жестких ремней, она замолчала. Глаза девушки сузились, губы скривились. Она продолжала сидеть на полу, обхватив руками колени, и молча смотрела на сапоги, которые, как ни странно, до сих пор не вспыхнули под тяжестью ее испепеляющего взора, способного выбить искру даже в самом твердом камне. Но, судя по всему, материал, из которого была сшита обувь Стикса, оказался гораздо прочнее камня.

- Девочка моя, - он опустился на колени, стараясь заглянуть в ее опущенные глаза. - Прости, я так спешил…

В лицо ей ударил сильный запах белоснежных цветов. Она медленно подняла голову и посмотрела на букет. Он был прекрасен: вытянутые нежные бутоны, чем-то напоминавшие земные лилии, утопали в густой малиновой листве, прекрасно оттенявшей их совершенные формы. Взгляд Жени скользил по крупным резным листьям, пока не уперся в фигуру склоненного над ней Стикса. Его кудрявые пепельные волосы были уложены в какую-то замысловатую прическу. Тонкие, перевязанные темной нитью косички, вплетались на уровне висков в основную массу распущенных волос, которая длинной серебряной волной спадала на его облаченные в фиолетовый плащ плечи. Высокий белый воротник рубашки, торчащий из-под тонкого эластичного плаща, обрамлял гладко выбритый подбородок мужчины.

Черные пылающие прорези женских глаз впились в его лицо так, будто желали прожечь на нем дыру. Чувствуя себя неловко под давлением ее мрачного взгляда, Стикс снова заговорил:

- Пробки, милая, ты понимаешь? Во всем виноваты эти проклятые пробки, - он вздохнул.