|
-- Гм... -- промычал раздраженный шуточкой неизвестного Берлиоз, -- ну, это, извините, маловероятно. -- Прошу и меня извинить, -- ответил иностранец, -- но это так. Да, мне хотелось бы спросить вас, что вы будете делать сегодня вечером, если это не секрет? -- Секрета нет. Сейчас я зайду к себе на Садовую, а потом в десять часов вечера в МАССОЛИТе состоится заседание, и я буду на нем председательствовать. -- Нет, этого быть никак не может, -- твердо возразил иностранец. -- Это почему? -- Потому, -- ответил иностранец и прищуренными глазами поглядел в небо, где, предчувствуя вечернюю прохладу, бесшумно чертили черные птицы, -- что Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже разлила. Так что заседание не состоится. Тут, как вполне понятно, под липами наступило молчание. -- Простите, -- после паузы заговорил Берлиоз, поглядывая на мелющего чепуху иностранца, -- при чем здесь подсолнечное масло... и какая Аннушка? -- Подсолнечное масло здесь вот при чем, -- вдруг заговорил Бездомный, очевидно, решив объявить незванному собеседнику войну, -- вам не приходилось, гражданин, бывать когда-нибудь в лечебнице для душевнобольных? -- Иван!.. -- тихо воскликнул Михаил Александрович. Но иностранец ничуть не обиделся и превесело рассмеялся. -- Бывал, бывал и не раз! -- вскричал он, смеясь, но не сводя несмеющегося глаза с поэта, -- где я только не бывал! Жаль только, что я не удосужился спросить у профессора, что такое шизофрения. Так что вы уж сами узнайте это у него, Иван Николаевич! -- Откуда вы знаете, как меня зовут? -- Помилуйте, Иван Николаевич, кто же вас не знает? -- здесь иностранец вытащил из кармана вчерашний номер "Литературной газеты", и Иван Николаевич увидел на первой же странице свое изображение, а под ним свои собственные стихи. Но вчера еще радовавшее доказательство славы и популярности на этот раз ничуть не обрадовало поэта. -- Я извиняюсь, -- сказал он, и лицо его потемнело, -- вы не можете подождать минутку? Я хочу товарищу пару слов сказать. -- О, с удовольствием! -- воскликнул неизвестный, -- здесь так хорошо под липами, а я, кстати, никуда и не спешу. -- Вот что, Миша, -- зашептал поэт, оттащив Берлиоза в сторону, -- он никакой не интурист, а шпион. Это русский эмигрант, перебравшийся к нам. Спрашивай у него документы, а то уйдет... -- Ты думаешь? -- встревоженно шепнул Берлиоз, а сам подумал: "А ведь он прав!" -- Уж ты мне верь, -- засипел ему в ухо поэт, -- он дурачком прикидывается, чтобы выспросить кое-что. Ты слышишь, как он по-русски говорит, -- поэт говорил и косился, следя, чтобы неизвестный не удрал, -- идем, задержим его, а то уйдет. |
