Отец Дюбуа растерянно моргнул, потом на его лице появилась саркастическая усмешка.

– Вы шутите.

Шиб вежливо улыбнулся.

– Скажем так, меня весьма интересуют верования древних египтян.

– Сплошной пантеизм, никакой интеллектуальной возвышенности!

– Представления о Ка, Ба и Ак, мне кажется, напротив, свидетельствуют о высоком уровне духовности.

Клотильда Осмонд, которая ела тост с деревенским паштетом, повернулась к ним.

– Вы интересуетесь спиритизмом, месье?..

– Морено. Леонар Морено. Да, немного,

– И что же это за Ка, Ба и так далее?

– Три составляющие человеческой души. Ка – что‑то вроде вместилища жизненной силы. Вы питаете его на всем протяжении своего существования и таким образом закладываете основу для будущего бессмертия. Ба – это собственно душа. Она отлетает после нашей смерти, но иногда может возвращаться в этот мир, навещать любимые места. Ак– это сияющий бессмертный дух, в некотором смысле демонический.

– Чепуха! – бросил отец Дюбуа.

– Я нахожу это не более странным, чем учение о Троице, – вежливо ответил Шиб.

– Да, это очень запутанная концепция, – подхватила Клотильда Осмонд. – Мой муж принадлежит к англиканской церкви, а меня больше устраивает буддизм– извините, святой отец.

– Религия без бога. Несомненно, это идеал общества, которое не желает никаких правителей, – процедил священник.

Клотильда слегка нахмурилась.

– Вы говорите как социолог.

Шиб потянулся к ломтику пармской ветчины с кружочком киви, потом, воспользовавшись начавшейся между Клотильдой и отцом Дюбуа дискуссией об упадке духовности на Западе, незаметно улизнул. Маневрируя по комнате, он наконец оказался рядом с Бланш. Она стояла неподвижно, обхватив пальцами керамический стаканчик. Вием было вино, однако Бланш не отпила ни глотка.

Шиб потягивал вино из своего стаканчика, делая вид, что увлеченно рассматривает картину, висящую напротив, – типичный тосканский пейзаж с обилием руин и оливковых деревьев.

– Я слышала, что вы рассказывали о трех составляющих души, – неожиданно сказала Бланш. – В том числе о той, которую вы называли Ба.

Она говорила, почти не разжимая губ. Шиб отпил еще вина, не зная, что сказать.

– Эта часть души может возвращаться в любимые места... То есть это призрак? Или... просто чье‑то невидимое присутствие?

– Вы не должны думать о таких вещах, – мягко сказал Шиб.

– Вы первый о них заговорили.

– Призраков не существует. Нельзя даже с уверенностью сказать, есть ли у нас душа.

– Представляю, что сказал бы милейший Дюбуа, услышь он вас!

– Не поддавайтесь искушению дешевого мистицизма.

– После смерти Леона мне было видение, – тихо сказала Бланш. – Я знаю, что это глупо, но мне нужно об этом рассказать. Это была женщина. Она сказала, что он счастлив, там, на небесах, рядом с Богом. Что он думает о нас. Что он нас любит. Но такой маленький ребенок еще не умеет любить, правда? – спросила она, обернувшись к нему, – Ему нужна только забота, вот и все. И один он страдает.

Шиб пристально взглянул ей в глаза.

– Мертвые не страдают. Страдание – удел живых. Мертвые почиют в мире, потому что больше ничего не чувствуют.

– Откуда вы знаете? Если вы потрошите мертвецов, это еще не значит, что бы знаете все о жизни и о смерти.

Шиб почувствовал, как его пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки. По какому праву она так с ним разговаривает? Горе ослепило ее? Или врожденная заносчивость богачки?

– Бланш, дорогая, ты так ничего и не съела?

Андрие смотрел на них с высоты своего исполинского роста.