– Семья... – вздохнула Бабуля, которая вдруг показалась ему очень старой. – Столько радости и столько горя...

– В таких печальных обстоятельствах, – вполголоса сказал Шиб, – люди обычно забывают обо всем, что дает нам силу продолжать жить. Но это не значит, что таких вещей не существует.

– Ах, как же вы правы! – неожиданно воскликнула Бабуля. – Именно это я и пытаюсь внушить бедняжке Бланш. Однако...

– Говорят, что материнская скорбь глубже океана и чернее ночи.

О, этот Шиб Морено, король банальностей!

– Мать должна заботиться о живых детях, – сказала Бабуля, стараясь смягчить фальшивой улыбкой очередную избитую фразу. – Она не может позволить себе утонуть в океане скорби, о котором вы говорили, иначе вся семья будет страдать.

– Если бы вы смогли уделить мне минутку, Луиза, я бы хотел поговорить с вами о ближайшей африканской миссии...

Отец Дюбуа приблизился к ним совершенно бесшумно. В руке он все еще держал бокал с «Перье». От него пахло одеколоном. Маленькие бегающие глазки смерили Шиба с головы до ног, и тому захотелось стряхнуть этот взгляд, как отгоняют назойливую муху.

– Извините, если я вас перебил, – спокойно добавил Дюбуа.

– Мы говорили о важности семейных ценностей, – сказала ему Бабуля. – Месье Морено чтит их, как и мы.

«Шиб, ты узнаешь о себе много нового!»

– Это делает вам честь, Морено. Вы позволите называть вас просто Морено? К сожалению, в наши дни люди предпочитают не заботиться о себе сами, а предоставлять это другим. Они тупы, как пробки.

Шиб согласно кивнул, хотя сам часто ощущал себя пробкой, качающейся на волнах собственных эмоций и непредвиденных жизненных обстоятельств, не способной плыть куда‑то самостоятельно.

– Деньги всех поработили, – мрачно добавил священник.

– О, Жослен, вы одержимы идеей равенства, – чуть насмешливо сказала Бабуля. – Вы забываете, что именно наши ценности позволили сделать Францию такой, какой мы ее любим.

– Шлюхой, валяющейся в постелях мультимиллионеров, – проворчал Дюбуа и допил воду.

– Не говорите о том, чего не знаете...

Старая карга! Краешком глаза Шиб заметил, что Клотильда Осмонд допивает очередной бокал белого вина– наверное, десятый по счету– и тут же наливает себе снова. Ее муж наконец оставил в покое Бланш и теперь разглядывал музыкальную аппаратуру Hi‑Fi, жуя куриный шашлык с лимоном. Шиб незаметно отступил в сторону буфета, предоставив Дюбуа и Бабуле разбираться друг с другом.

Поколебавшись, Шиб начал незаметно перемещаться в сторону Бланш, по‑прежнему стоявшей в амбразуре окна, открытого, несмотря на холод, наступивший с приближением ночи.

Она изредка вздрагивала, скрестив руки на груди и глядя на первые звезды. Шиб тоже поднял глаза к небу. Было гораздо легче вообразить, что эти дрожащие огоньки – человеческие души, а не огромные массы пылающей плазмы.

– Почему вы интересуетесь мной? – спросила Бланш, не поворачивая головы. Ее слова прозвучали резко и холодно.

Почему? Знать бы...

– Я не знаю.

– Вы похожи на стервятника, который питается чужими несчастьями.

– А вы похожи на самовлюбленную богачку, которая считает, что обо всем можно судить по меркам ее закрытого мирка.