|
В корриде три действующих лица. Матадор, бык и толпа. Каждый тореро, выходя на арену, должен решить, для кого он исполняет свой танец. Почти все делают это для толпы. Бык для них всего лишь инструмент, С его помощью они вовлекают в игру толпу. И получают то, чего им хочется больше всего, – одобрение, восторг, преклонение… Некоторые, их очень мало, ставят на первое место себя. Для меня же главное бык. Да, Рафи, бык. Помнишь, я говорил тебе тогда, в роще, что потерял себя? Превратил свой путь в ремесло? Это случилось как раз потому, что главным действующим лицом в корриде для меня была толпа. От того, как она отреагировала на то или иное мое движение, зависело все… Я пытался угодить ей. Старался предугадать и выполнить все ее желания. К чему это привело, ты знаешь.
Рафи кивнул. Он никак не мог понять, к чему клонит Мигель. Все сказанное матадором казалось ему слабой попыткой как‑то оправдать свое неудачное выступление. Рафи катал шарики из хлеба и вполуха слушал друга. На самом деле предельно ясно: или ты хороший матадор, и тогда тебе не приходится молоть языком – твое выступление говорит само за себя. Или ты плохой матадор. В этом случае, чтобы оправдать себя в чужих глазах (да и в своих тоже), можно потратить тысячи слов, придумывая всякие нелепые теории. Но итог все равно один: ты так и останешься никудышным тореро. Третьего не дано. Рафи давно убедился в том, что, чем больше человек говорит, тем меньше он стоит на самом деле. Ему самому не пришлось рассказывать кому‑нибудь, почему он выступает так, а не иначе. Да что там, ему бы и в голову не пришло такое. Если можешь сделать лучше – пойди и сделай. Если не можешь – молчи. Вот и весь разговор. Вот и все, что мог бы сказать Рафи. Поэтому‑то путаные объяснения Мигеля были ему не очень интересны и чуть‑чуть неприятны. Но он из вежливости и нежелания обижать друга внимательно слушал его. Вернее, делал вид, что слушает. Однако Мигель все же не был глупцом. Он быстро понял что к чему и остановился на полуслове. За столом воцарилось неловкое молчание. Рафи с виноватым видом отодвинул хлебные катышки в сторону и опустил голову. Вероника, пытаясь сделать вид, что ничего не случилось, продолжала есть. Мигель же хмыкнул и в который раз раскурил трубку. Некоторое время все трое молчали. Кабачок постепенно заполнялся людьми. Стало шумно. Рядом с их столом устроилась компания из нескольких мужчин. Простые рабочие, пришедшие после трудового дня пропустить по стаканчику вина и обсудить последние новости. Как выяснилось чуть позднее, когда мужчины подвыпили и стали говорить громче, все они были на сегодняшней корриде. Несколько раз в их разговоре промелькнуло слово «хромой». Рафи понял, что они обсуждают выступление Мигеля. Ему опять стало неловко. Не хотелось, чтобы Мигель слышал, как его работу обсуждают другие. – Не пора ли нам? – сказал Рафи. – Я что‑то устал. Да и шумно здесь… Может, пойдем к нам в гостиницу? – Я согласна, – поддержала его Вероника. Она прекрасно поняла юношу. – Скоро пойдем, – спокойно ответил Мигель. – Только допьем это вино. – В гостинице я угощу тебя, – сказал Рафи. – И в гостинице тоже выпьем. Куда ты спешишь? Время еще есть… Рафи замолчал. Он понял, что Мигель все прекрасно слышит и не хочет, чтобы его уход был похож на бегство. Мужчины за соседним столом повысили голоса. Юноше вдруг стало тревожно. Он почувствовал, что сегодняшний вечер мирно не закончится. Под столом Вероника нашла его руку и слега сжала. Ей тоже было не по себе. Мигель же как ни в чем не бывало подлил себе еще вина и выпустил облачко сизого дыма. Наконец случилось то, что должно было случиться. Один из мужчин узнал в Мигеле того самого «хромого», которого так громко обсуждала компания. |
