В первых числах февраля Алексей Иванович получил с мальчиком-посыльным записку от Карабчевского. Необычным был ее взволнованный тон и почти умоляющая интонация: «По известному вам делу возникли новые обстоятельства. Приезжайте срочно. И даже скорее!»

Был уже вечер, за окном стояла стужа, мела метель, в Питере царила та мрачная пора, когда совершенно не хочется покидать уютное кресло у камина и мысль даже о малейшем усилии повергает в уныние. Однако Алексей Иванович накинул пальто и через полчаса был в конторе адвоката. В приемной толпились уходящие посетители, судя по массивным золотым цепям поперек животов, купцы первой гильдии, не ниже. Николай Платонович стоял на пороге кабинета. Завидя Шумилова, он воскликнул с совсем несвойственным ему восторгом:

— Ну, слава богу, батенька, вот и вы! — и увлек Шумилова за собой в кабинет.

Он усадил гостя в кресло, свое придвинул поближе и достал уже знакомый коньячный набор — графин и маленькие рюмочки цветного богемского стекла. Отвечая на вопросительный взгляд сыщика, уже спокойнее пояснил:

— Теперь можно не спешить. Хорошо, что вы сразу приехали.

— Что за новая напасть приключилась?

Адвокат вздохнул:

— А случилось то, что воздух свободы лишает человека не просто элементарной осторожности, но и подчас разума. Помните Боневича? Того самого, с которым вы осматривали помещение кассы?

— Ну, конечно, ведь он так помог нам в этом деле.

— Вот именно, помог, — в голосе присяжного поверенного послышалась досада. — Вот только потом… чудить начал. Не успел Миронович выйти из тюрьмы в октябре, как тут же принялся раздавать презенты — на радостях. Да это уже и не важно, по сути, а важно то, что Миронович передал Боневичу пальто, шубку и платье какое-то. В общем-то тряпье, цены копеечной… Но следствие сие раскопало и повернуло всю эту историю против Мироновича. А как на Боневича вышли, догадываетесь? — неожиданно спросил Карабчевский.

— Ну, попробую предположить, — задумался на миг Шумилов. — Возможно, после отказа Семеновой от признания полиция стала вновь опрашивать дворников и предъявила им Семенову для опознания. Они её узнали, причем сказали, что видели её не только двадцать седьмого августа, но и в сентябре, уже после ареста Мироновича. Так?

— Да, Алексей Иванович, в самую точку. Ещё дворники рассказали, что ее привозили полицейские и один господин в штатском — это вы, дорогой друг. Дворники заявили, что вся эта компания заходила в кассу ссуд. Смекаете? Полиция уцепилась за эту ниточку и стала разматывать. Допросили Семёнову, она назвала Боневича и вас. Тут-то и всплыла эта дурацкая история с презентами. Сегодня Боневича полиция взяла за жабры. Он не скрывал, что неоднократно встречался с Мироновичем и даже получал от него вещи, но клялся, что платил за них деньги. Хорошо, что он в свое время побеспокоился насчет того, чтобы обеспечить себе уважительную причину для посещения кассы.

— Как же это он проделал? — полюбопытствовал Шумилов.

— Со ссылкой на своего надежного человека, информатора, я полагаю, он накануне посещения кассы оставил в дежурном журнале запись о подозрительном шуме, якобы имевшем место в кассе. И совершенно официально, не делая из этого тайны, отправился проверить, не сорваны ли полицейские печати, не вскрывалось ли помещение. Хорошо, что тогда, в сентябре, он все официально оформил. Иначе вопрос стоял бы о его отчислении из полиции… Так вот, возвращаясь к вещам, полученным от Мироновича: полиция классифицирует эти подношения как плату за услуги особого рода.