Вихрь чувствовал и по темпу проходивших "дружеских собеседований", и по
вопросам, уже не таким прострельным и стремительно менявшимся, что
гестаповцы склонны верить ему после их экзамена с "вельветовой курткой".
Поэтому сейчас, продираясь сквозь толпу, Вихрь чувствовал, что на
первом этапе возможного побега во время облавы ему будет легче, чем
позавчера, потому что непосредственная его охрана уже пообвыкла и
успокоилась после первого похода на рынок.
Вихрь ждал облавы. Он понимал, что если и сегодня облавы не будет и ему
не удастся уйти, то он может запутаться в той осторожной полуправде,
которую он показывал на допросах. Он пока что скользил по вопросам,
которые ему ставили, но скользил так, чтобы вызвать "эффект слаломиста", -
стремительно, шумно и много снежной пыли. Однако эта снежная пыль вот-вот
уляжется, и гестаповцы посидят с карандашом над предыдущими допросами и
пойдут по деталям. Их будет интересовать все относящееся к нашей армии.
Вихрь считал гестапо серьезнейшей контрразведывательной организацией;
наивно полагать, что гестапо было в неведении о системе нашей фронтовой
разведки, об именах, основных спектрах интересов и направленностей. Вопрос
заключался в том, ч т о они знали, какими фактами - именами и цифрами -
могли, незаметно для самого Вихря, уличить его во лжи.
Пока что Вихрь расплачивался именами погибших товарищей, историей
своего Днепропетровского подполья, секретами своей - теперь уже устаревшей
- разведработы в Кривом Роге, в организации Тодта. Он шел осторожно, на
ощупь, но он, с каждым днем все явственнее, видел конец своего пути, когда
кончается игра и начинается предательство.
Вихрь брел по рынку, присматриваясь к людям, которые его окружали, и
думал, что сейчас промедление становится подобно смерти. Поэтому он с
особым вниманием вглядывался в лица людей, окружавших его, и старался
представить, как они будут себя вести, если он ринется сквозь толпу -
напропалую, не дожидаясь облавы.
"Либо все попАдают, когда начнется стрельба, либо кинутся в разные
стороны, и я окажусь в простреливаемом коридоре. Впрочем, слепой начнет
палить вслед без разбора, да и длинный, который впереди, - тоже. Хотя с
длинным легче: пока он обернется, я уйду далеко, а если пригнусь, они меня
не увидят в толпе, - думал Вихрь, - но все равно станут палить, людей
перегубят - страх..."
Высоко в небе запищал комарик. Вихрь замер, продолжая размеренно и
валко идти вперед. Он шел, как шел, только начал ступать на носки, будто в
лесу на охоте в ожидании дичи, когда ее нет, но вот-вот где-то сейчас,
здесь, из-под ног, высверкнет тетеревом, двумя, тремя тетеревами,
выводком, большим тетеревиным выводком, резанет воздух дуплетом, грохнется
черно-бело-рыжий комок на землю, заскулит пес, потянет пороховой гарью,
замрет сердце счастьем.
"Тише вы! - чуть не кричал Вихрь на людей, которые шли, громко шаркая
голодными, тонкими, уставшими ногами по серым плитам площади. |