Потом Марина забеременела, и это не было каким-то удивлением. Это было ожидаемо и

логично. Задержка. Тест. Анализы, которые подтвердили

здоровую беременность. Шаг за шагом он проникался этой мыслью: «У него будет

ребенок. Скоро он станет отцом». С каждым днем к его

ожиданиям прибавлялись все новые и новые штрихи. Марина менялась, в ней рос их

ребенок. Каждый момент они пережили вместе. Все страхи,

сомнения, токсикоз, прихоти, недомогания. Головные боли, боли в пояснице,

ложные схватки. Перепады настроения, быстрая усталость и

неожиданный прилив энергии.

Он переживал за нее. Страшно переживал, но своими волнениями с Мариной не

делился, не желая добавлять ей тревог. Она и так стала

мнительной. Но беременность протекала хорошо, что давало надежду: роды тоже пройдут

без осложнений.

Сынок появился на свет вовремя, точно в срок, обозначенный врачом. Когда у Марины

начались схватки, она была уже в роддоме – Мажарину

позвонили.

Еще задолго до родов Марина расспрашивала Лиду, как та рожала. Смеялась: а вдруг она не

поймет, что рожает. Лида сказала: «Не пропустишь,

сразу поймешь». И действительно Марина сразу поняла. Будто кто-то сигнал подал:

«Началось». Тело обдало незнакомым жаром, и ее охватило

состояние ни с чем не сравнимое. Боль тут ни при чем, поначалу она была терпимой. Потом

стала сильнее. Стала почти невыносимой. Временные

промежутки между схватками становились все короче. Марина считала минуты. И

сами схватки. Каждая новая волна боли приближала ее к

долгожданному событию – рождению малыша.

Уже близко, уже вот-вот… она скоро возьмет на руки своего малыша…

Потом последняя, самая сильная, окрашенная криком…

Ее. И Его, резким, громким. От которого колесо жизни взяло новый оборот, и самые простые

вещи вновь превратились в непостижимо дорогие

истины.

Устало улыбаясь, она смотрела, как муж взял на руки их сына. Зря она переживала, как будет

выглядеть во время родов, как Мажарин отреагирует и

все это переживет. Ей было все равно. Ей было сейчас совсем не до этого…

Сын!

Как в омут с головой. В кипяток. Осознание обожгло внезапностью.

Детский крик – и вот он, барахтающийся комочек у него на руках.

Не понимала Марина, зачем ему присутствовать на родах. Боялась, что после этого он будет

чувствовать к ней отвращение. Глупая. Но Сергей не

смог бы объяснить, почему настаивает и упорствует. Савин отговаривал, предупреждал, что

зрелище не из приятных. Оно и понятно, ничего

приятного нет в том, когда наблюдаешь, как твоя любима жена корчится от боли.

Никто не поймет. Он бы никому не сказал. Ни другу своему, ни даже жене. Насколько важно

ему видеть ее боль. Как важно ему почувствовать.

Каждой клеточкой. До спинного мозга этой болью проникнуться, муками – до того самого

отвращения. До самой изнанки. Чтобы по каждой венке

она протекла. Чтобы от переживаний снова желудок полный льда. По самое горло. Все

перенести с ней нужно, глазами видеть. С ней вместе

отмучиться. Возненавидеть весь мир за ее страдания и снова весь мир полюбить.

Потому что когда-то давно, когда он был ей очень нужен, его не оказалось рядом.

Сын. Первый раз у него на руках. Сергей пригнулся и некоторое время слушал его дыхание,

чувствуя, что это легкое трепетное шевеление воздуха

снимает с его плеч шлейф пережитого. Сердце рвалось от беспредельной любви и нежности.

Потому что предела больше нет, они с Мариной

перешагнули его, разрушив семилетнюю реальность, которую придумали для себя сами и к

которой сами себя приучили.