Штаны. Много зим прожил предводитель датчан, но ни десница, ни голос былой мощи не утратили. - Ты показал нам, что твой конунг не только бесстрашный герой, но и разумный правитель, пекущийся о своем племени. Твоими устами конунг Альдейгьюборга сулит нам великое и знаменитое дело, способное завязать узелок на веретенах у Норн. Не ошибусь, если скажу, что он, верно, посоветовался с народом, доверившим ему свои рубежи. Не назовут люди несправедливым, если и я поступлю так же. Завтра я разошлю гонцов, и мы соберем тинг. А пока мои хирдманны думают, какой щит будет поднят на мачту, вы, гости, ни в чем не должны знать ни отказа, ни недостатка.
Хрольв ярл был большой охотник полакомиться пивом, да и пиво, правду сказать, в доме у конунга неизменно варили вкусное, крепкое и густое. Впрочем, люди еще ни разу не видели, чтобы ярл лежал совсем пьяный. Или чтобы его вели с пира домой, поддерживая под локти. Вот и теперь он сам пересек два широких двора, и ни по походке, ни по разговору никто не назвал бы его хмельным.
У ярла был такой же длинный дом, как у конунга, только поменьше. Дом был разделен надвое: в одной половине обитали хирдманны, ходившие с Хрольвом на кораблях, другая же, с отдельным входом, служила жилищем самому ярлу, его жене, их дочерям и верной Друмбе, всегда ночевавшей у порога провидицы. Еще с ними жил младший сын конунга, Харальд. Так было установлено премудрыми предками, чтобы дети знатных вождей воспитывались не дома, а в семьях, связанных с ними обетами верности. Люди, составившие закон, хотели, наверное, крепче привязать вождя к племени, рассеянному по маленьким поселениям, - ибо какой же отец откажется лишний раз навестить любимую дочь или сына, - а юным наследникам помочь набраться науки, которую в отеческом доме они могли бы и упустить.
Вот и Харальд, дитя поздней любви Рагнара конунга, чуть не от постели умершей родами матери был принесен в дом Хрольва и Гуннхильд и положен на колени ярлу, месяц назад сыгравшему свадьбу. С тех пор прошло почти двадцать зим. Харальд вырос и уже несколько раз ходил с Хрольвом в походы. Как говорили, в бою он нисколько не отставал от других, и кое-кто ждал, что конунг вот-вот подарит сыну боевой корабль и сделает его хевдингом… Однако Лодброк не торопился. Хрольв однажды спросил его, почему, и конунг ответил: повременим. Пусть мальчишка как следует покажет себя. Тогда многие решили, что Рагнар был недоволен сыном-тихоней и не ждал от него деяний, достойных будущего вождя. Мало храбро сражаться, надо еще уметь повелевать людьми и заставить их себя уважать. По зубам ли такое скромнице Харальду, привыкшему ждать решений от воспитателя? Острые языки злословили даже, - все оттого, мол, что у Хрольва и Гуннхильд не родилось сыновей, одни дочери. Вот Рагнарссон и вырос среди девчонок. Ярл на это однажды заметил, что выучил приемного сына драться не хуже, чем умел сам. Тогда открытые смешки прекратились, но люди сочли, что парню следовало бы самому за себя постоять. А не ждать, пока это сделает Хрольв.
Такая вот была у ярла семья.
Вернувшись с пира, Хрольв сразу лег спать, а Друмба помогла Гуннхильд распустить волосы и стала чесать их большим гребнем, вырезанным из моржового зуба. Гребень был очень старый и принадлежал еще прабабушке Гуннхильд. Прабабушка тоже умела заглядывать в будущее и провидеть сокрытое от других, и гребень переходил по наследству к тем из ее наследниц, кому был присущ светлый дар ясновидения. Скальд Бедвар Кривоногий, безответно влюбленный в прабабушку, в отчаянии даже сложил стихи, в которых сулился сжечь «проклятую кость» и тем самым сделать любимую обычной женщиной, способной заметить его страсть.
- Скажи, Гуннхильд… - заговорила неожиданно Друмба, - как ты поняла, что Хрольв ярл - не просто добрый воин, готовый делать подарки дочери конунга? Как ты догадалась, что любишь его?
- О, - улыбнулась Гуннхильд, - это было очень давно… Да спроста ли ты, дева, допытываешься о нашей любви? Раньше я таких речей от тебя не слыхала. |