Тот открыл глаза и, громко фыркнув, мотнул головой, словно матерый волк, стряхнул с бороды капли.

– Ты кто? – спросил Слав, разглядывая надетые на голое тело волчьи шкуры.

– Пастырь, – нехотя ответил мужик, но его голос больше напоминал волчий рык.

– Какой пастырь? – не понял Радко.

– Волчий, – отозвался мужик. – Все равно вы скоро станете нежитью, и такие как я будут править миром, – прорычал он.

– Кто такие волчьи пастыри? – ничего не понимая, спросил Радко.

Рысь тоже посмотрела на Слава, ожидая ответа.

– По легендам они могут управлять нежитью, – сказал Слав, – являются как бы зрячими у вовкулаков и ведьмаков. Слышал, что могут управлять и упырями с русалками и даже росомахами. Они обитают в ржаных полях и крадут детей.

– Фу, мерзость какая, – скривился Радко. – Мы уже четыреста лет бьем нежить Ядуна, а тут новая погань, вступившая в договор с нежитью.

Услышав имя сгорбленного повелителя нежити, пастырь оскалился.

– Господин сказал, что скоро роду людскому придет конец, и землей будет править он, а мы, его верные слуги и ученики, станем проводниками его воли.

Затем он быстрым движением руки разорвал себе горло. Кровь из порванных артерий почти что затушила костер, в которой рухнуло тело пастыря. Слав внимательно посмотрел на шипящую на красных углях руку.

– Гляньте на его ногти, – сказал он спутникам, – они не меньше тех, что мы видели у вовкулаков.

– Плевать мне на его ногти, – отозвался Радко, – это Остромир.

– Кто? – не понял Слав.

– Гонец из Славиграда, он покинул крепость года два назад. И очень сильно изменился за это время, я с трудом узнал его. Вот, значит, что происходило с нашими гонцами.

– Не со всеми, – сказала Рысь. – Вспомни обломок меча и шлем, который ты нашел возле стены? Некоторые так и погибли людьми. Только такие слабые сердцем, – она кивнула на мертвого Остомира, – перешли на сторону Ядуна.

Слав огляделся.

– Давайте убираться отсюда. Собирайте вещи, доночуем в другом месте Такую поляну изгадили, – с сожалением сказал он, оттаскивая за ногу тело одного из лучников поближе к мертвому пастырю.

Дорога петляла, ведя за собой маленький отряд. За два дня, миновавших с момента боя на лесной поляне с волчьими пастырями, Слав и Радко больше ни разу не обнажили меча, а Рысь натягивала тетиву лука только для того, чтобы на ужин было свежее мясо. Близилась осень, но жара стояла прежняя, создавая для путников массу неудобств.

Около полудня всадники подъехали к высокому частоколу, окружившему небольшую весь, но ворота поселения были заперты.

– Странно, – разглядывая преграду, сказал Слав, – сейчас мужики сено должны косить, а бабы в огородах возиться. А за частоколом тишина, даже скотины не слышно.

– Ударь в било, может, откроют, – произнесла Рысь, указывая на два больших столба, к которым на цепях была подвешена доска с деревянным молотком.

Радко взялся за молоток и трижды стукнул в било.

– Кого принесло? – раздался из-за ворот хриплый голос.

– Мы обычные путники, – крикнула Рысь, – хотели бы купить хлеба.

– Убирайтесь, время неспокойное, нечего вам здесь делать, – крикнули из-за частокола.

– И чем же оно неспокойное? – спросил Слав, начиная сердится.

Если бы такое случилось месяц назад, когда он ездил на старом коне в поношенной одежде и без гроша в кармане, он бы понял, но сейчас под ним добрый конь, на плечах дорогой плащ, да и спутники одеты не хуже него.