От внутренних распрей. И от прочих напастей. Но прежде от них самих…» Деций ощущал себя Атлантом, держащим небо, которое вот-вот рухнет. Рухнет не потому, что слишком тяжело для его плеч, а потому, что оно хрупким стеклом треснуло сразу в нескольких местах. Император поднял голову. Прямоугольник неба, висевший над перистилем, напоминал серую драную тряпку. То и дело начинал идти дождь, но тут же переставал. Лужицы мутной воды то появлялись на дне бассейна, то вновь исчезали, просачиваясь меж камнями. Великий Рим — такой же опустевший бассейн. Он еще может хранить воду, но фонтан пересох, и лишь случайные дождевые капли падают на камни, даруя передышку.
Внутренние распри раздирают Рим. Внешние враги с волчьей жадностью впиваются зубами в беззащитное тело богатейшей страны. Страны, потерявшей волю к жизни. Люди не могут спасти Рим. Уже не могут. Это под силу лишь богам".
— Очень похоже на Деция, — перебил гость. — Он любил выражаться цветисто. Что дальше?
— Ничего…— Фабия отложила в сторону машинописные страницы.
— Ты стучишь на машинке с утра до вечера, а написала одну ничего не значащую сценку. А то, что я надиктовал тебе?! Ведь я рассказываю все как было, слово в слово.
— Все остальное мне кажется неубедительным. Я стараюсь. Но ничего не выходит. Почему-то твои слова не похожи на правду. Извини.
— Я один знаю точно, как была спасена Империя. А ты не хочешь меня слушать!
— Признаться честно, меня тянет написать нечто фантастическое, — очень тихо сказала Фабия. — Изобразить успех готов, разграбление Нижней Мезии и Фракии, гибель Деция…
— Остановись! — испуганно выкрикнул гость. — Никогда не шути с подобным. Надеюсь, ты не написала эту нелепицу на бумаге.
— О нет! — покачала головой Фабия. Так спешно, что седая прядь отделилась от ее аккуратной прически и повисла надо лбом, придавая ее лицу печальное и растерянное выражение. — Главное — это мечта Империи. Ты должен рассказать мне об этом. Коли вызвался диктовать. А если нет, я сама управлюсь.
— Мечта Империи, — задумчиво повторил гость. — Что ты вообще знаешь об этом, Фабия?
— Об этом говорят все и постоянно.
— Но тайна при этом не становится понятнее…
Небо было усыпано крупными звездами. На его фоне Небесный дворец казался синим мерцающим облаком. Меркурий сидел на ступенях Небесного дворца и смотрел вниз. Захватывающее зрелище. С такой высоты Рим казался переливающимся огнями драгоценным камнем. Внизу плескалось Внутреннее море, которое во времена наибольшего могущества римляне называли «Наше море». Теперь оно вновь сделалось всего лишь Внутренним морем. На африканском берегу сверкал золотыми огнями Карфаген. Веселилась и сходила с ума Александрия, и Антиохия подпирала вечернее небо стеклянными небоскребами банков. Сотни и сотни огней бесчисленных городов тлели вдоль побережья золотыми точками.
В последнее время Меркурий все реже появлялся в Небесном дворце, все больше затягивала его земная жизнь, все захватывающее и интереснее становились игры людей. Особенно одна, под названием «Рост капитала». Меркурий понимал, что его поведение непростительно для небожителя, но ничего не мог с собой поделать. Игры людей казались ему куда интереснее божественных забав.
Налюбовавшись миром с высоты, бог торговцев и жуликов подошел к золотым дверям, и те бесшумно отворились. Перед Меркурием уходил вдаль, мерцая голубыми огнями, бесконечный атрий. Огромный дворец с земли был невидим, но внутри у него были вполне зримые стены и твердый пол. Меркурий не удержался и топнул по голубым светящимся плитам. В ответ послышался металлический гул небесной тверди.
По бокам бесконечного атрия тянулись сверкающие одинаковые двери. |