Изменить размер шрифта - +
 – Но это сейчас вы произносите нужные слова, как актер в спектакле. А через час уже в роли просто мужчины вы будете смотреть на женщин совсем другими глазами – и на двадцатилетних, и на тридцатилетних, не так ли? Вы женаты?

– Хм, – доктор разгладил усы, – уже нет. – Налеев взглянул на ведущую передачи. – Я вижу, наше время истекло, да?

Ведущая сглотнула слюну и выдавила:

– Остались еще три минуты.

– Алло, Лариса, за эти три минуты я предлагаю вам пари!

– Пари?! – У меня что-то неприятно зашевелилось в желудке.

– Да. Я назначаю вам свидание послезавтра, адрес ресторана вам скажет администратор передачи. Если вы своим неземным обаянием сумеете меня увлечь, то я отрекусь от своих сегодняшних слов через неделю, прямо в эфире.

– А что будет, если я проиграю? – пролепетала я.

– Я об этом также оповещу наших телезрителей.

Передача закончилась, пошла заставка, я отключила мобильный телефон и задумалась. «Вот ведь кашу заварила, – пробормотала я. – Виданное ли дело – обаять психотерапевта. А что, если он в самом деле прав?»

Я плохо спала ночь, а утром, едва дождавшись десяти, побежала в салон красоты. Там подрабатывала нейл-артом Алка, моя приятельница. Когда-то она окончила Суриковское училище, писала картины, потом куда-то пропала и вынырнула уже здесь, в элитном салоне красоты. А ногти она расписывает – загляденье. Я абсолютно уверена, что Левша существовал на самом деле и тому подтверждение картины, которые пишет Алка на моих ногтях. Их надо рассматривать сквозь лупу, только тогда можно обнаружить удивительные детали.

Пока она создавала очередной шедевр на моих ногтях, я своим хорошо поставленным голосом успела познакомить всех мастеров и клиенток с концепцией Налеева. Разгорелась дискуссия; особенно негодовали клиентки бальзаковского возраста. Они обещали поднять свои связи и выйти на руководство канала. Кто-то имел знакомства в кризисном центре, где якобы работал психотерапевт, другие помнили его выступления на радиостанции «Надежда» и обещали найти его там. Короче, Налееву была объявлена самая настоящая война. Окажись он в ту самую минуту в салоне, ему бы не поздоровилось.

– Ну, а ты что нервничаешь? – заканчивая последний натюрморт на ногте мизинца, тихо спросила Алка. – Ты что, всерьез ему поверила? Плюнь!

– Дело не только в этом, – я с удовольствием рассматривала свои ногти, – все обстоит гораздо хуже.

И я рассказала Алке о пари и назначенном свидании.

– Да, мать моя, это ты погорячилась. – Она с сомнением оглядела меня.

– Вот я и пришла со всем своим золотым запасом, чтобы ваши кудесники меня хоть как-то привели в порядок.

– Боюсь, что это не поможет, – подумав, изрекла маникюрша.

– Ну и что теперь, позориться перед всей Москвой?! – взорвалась я.

– А может, ты позвонишь ему, скажешь, что улетаешь в командировку, и прекратишь это пари?

– Ну нет! – Злость вновь вспыхнула во мне. – Он говорил со мной таким обидным тоном, словно я отбросы общества, а не женщина, зарабатывающая на жизнь своими мозгами.

Мы помолчали.

– Слушай, – меня осенило, – а может, ты пойдешь вместо меня?

– Я?! – ужаснулась Алка. – Ты что?

– А что? Мы же с тобой похожи, вспомни, как нас раньше постоянно путали, хотя выглядишь ты моложе; конечно, с твоими ботоксами, фитнесами… Не то что я, мотаюсь как савраска.

– А если он меня попросит что-нибудь перевести?

– А ты скажи, что пришла не на профессиональный тест, а на свидание.

Быстрый переход