— Одного бы убило точно. — сказал майор, — а ещё двух-трёх ранило, если бы рядом оказались.

Отступающие конфедераты оставляли подобные «наземные торпеды» десятками. Некоторые закапывались на дорогах, другие маскировались у колодцев, третьи — в брошенных домах. Ловушек попадалось так много, что янки быстро научились их находить и обезвреживать, и всё равно каждый день кто-то подрывался к бессильной злобе его товарищей.

— Тактика, — вещал МакКлеллан, косясь на газетчиков, — которой постыдились бы даже безбожные дикари! И это при том, что у мятежников значительное численное превосходство над нами! Казалось бы, зачем прибегать к таким коварным уловкам? Но ведь прибегают! И это — ярчайшее свидетельство духовной и моральной деградации Юга!

Под одобрительный шепоток генерал взгромоздился на лошадь и поскакал прочь от смертоносного бочонка. Его свита бросилась вдогонку, споря друг с другом за место рядом с миниатюрным командующим, но генерал сам избрал себе спутников. Повернувшись, он поманил к себе шефа секретной службы:

— Пинкертон, где там ваш парень?

Пинкертон кивнул Старбаку. Главный шпион долго добивался для подопечного встречи с командующим; встречи, перспектива которой самого Старбака не вдохновляла, но Пинкертон настаивал.

— Это он? — спросил у детектива МакКлеллан, оглядев Натаниэля.

— Он, сэр. Смельчак, каких мало.

По обеим сторонам от дороги тянулась однообразная тусклая местность, состоящая из унылых полей, мрачных болот и тёмных сосновых боров. Кое-где у ручьёв виднелись яркие пятнышки гиацинтов, но они мало оживляли пейзаж.

— Как ваше имя? — спросил МакКлеллан.

— Старбак, сэр.

— Его брат, сэр, один из самых ценных моих работников, — встрял Пинкертон, указывая трубкой себе за спину, на Джеймса, — Позвать его?

— Не надо. — значительно уронил МакКлеллан и умолк.

Старбак украдкой его рассматривал. Рыжеватый шатен с синими глазами и свежим лицом, командующий Потомакской армией был мал ростом, но хорошо сложен. Он жевал табак и, сплёвывая, далеко наклонялся в седле, чтобы ни одна капля коричневой слюны не замарала его щегольской мундир или начищенные сапоги.

— Вам известно содержание доставленного письма? — осведомился генерал.

— Да, сэр.

— И? И? Что скажете? Вы согласны с письмом?

— Целиком и полностью, сэр.

— Плохо.

МакКлеллан задумался и сокрушённо обратился к нагнавшему их французу:

— Видите, Лассан, с кем приходится иметь дело!

— С кем же, мон женераль?

— С превосходящими силами противника, вот с кем! Врагом, у которого два солдата против нашего одного! А что же делает Вашингтон? А Вашингтон не даёт нам в подкрепление корпус МакДауэлла! Знает ли мировая история, полковник, предательство более гнусное? А зачем им корпус МакДауэлла, позвольте спросить? Оберегать нашу столицу, полковник! Столицу, которой никто и ничто не угрожает! Трусы! Предатели! Идиоты!

Выпаленный на одном дыхании монолог генерала удивил Натаниэля разве что страстностью исполнения, но уж никак не содержанием. Вся армия судачила о том упорстве, с которым МакКлеллан вымогает у Линкольна Первый корпус, а президент так же упорно генералу отказывает, повторяя, что МакКлеллану придётся обходиться теми ста двадцатью тысячами штыков, что уже у него имеются. Генерал же трубил на всех углах, мол, без тридцати пяти тысяч МакДауэлла победы Потомакской армии не видать, как собственных ушей.

— …Без них у меня связаны руки! Мы можем надеяться лишь на чудо! Да, нас спасёт только чудо!

— Да, мон женераль.