— Мне приходится часто бывать в Ричмондском узилище, и на прошлой неделе я встречался с Джеймсом.

— Как он?

— Худой, бледный, однако полон надежд выйти по обмену на свободу.

— Эх, Джеймс, Джеймс…

Натаниэль до сих пор не мог поверить, что его старший брат, скрупулёзный и педантичный, надел военную форму. Джеймсу, чувствующему себя в дебрях законов и судебных прецедентов, как рыба в воде, присущий солдатчине дух авантюризма был чужд и ненавистен.

— Он волнуется о тебе… — сообщил Адам.

— Я о нём тоже. — соврал Натаниэль, соображая, как бы перевести разговор на другую тему.

— Его бы порадовала весть о том, что ты посещаешь молитвенные собрания. Он беспокоится, не поколебался ли ты в вере. В церковь каждую неделю ходишь?

— Там, где удаётся. А ты? Сам-то как?

Адам расплылся в улыбке, покраснел, открыл рот, но вместо ответа засмеялся. В нём явно боролись стеснение и желание поделиться с другом новостью личного свойства.

— Я… Отлично я. — наконец, выдавил он из себя.

Новость была написана у Адама на счастливой физиономии, и Натаниэлю осталось лишь поставить диагноз вслух:

— А ты влюблён.

— Да. Ну, то есть, наверное… В общем, да.

Смущение друга позабавило Старбака:

— Скоро свадьба?

— Нет… То есть, скоро, если война… Видишь ли, мы, пока война идёт… Мы с ней… Одним словом, мы договорились после войны всё. — Адам, красный, как рак, но довольный собой, расстегнул карман мундира, в котором, очевидно, хранил фотопортрет невесты, — Ты даже не спросишь, как её зовут?

— Спрошу. Как её зовут? — улыбаясь, покорился Старбак.

Ружейный огонь стал оглушительным и Натаниэль повернулся посмотреть. Над деревьями поднимался пороховой дым, который превратился в густой туман, если в бой вступит артиллерия.

— Её имя… — начал Адам.

Его прервал топот копыт и истошный крик:

— Сэр! Мистер Старбак, сэр!

К друзьям на жеребце Адама во весь опор мчался Роберт Деккер.

— Сэр! — замахал он рукой, — Приказ, сэр! Мы получили приказ, сэр! Сражаемся, сэр!

— Слава Богу. — выдохнул Старбак и, метнув в сторону Адама извиняющийся взгляд, порысил к своей роте.

— …Джулия. — тихо закончил в спину ему Адам, — Её зовут Джулия.

— Э-э, сэр? — переспросил Роберт Деккер, соскользнув с седла и протягивая поводья жеребцу Адаму.

— Ничего, Роберт. Ничего. Возвращайтесь к товарищам.

Адам, наблюдая, как сыплет приказами Нат, как оживляются в предвкушении смертоубийства лица парней его роты, застегнул карман, в котором покоился кожаный футляр с фотографией наречённой. Затем взлетел в седло и послал жеребца вперёд, спеша присоединиться к Легиону отца, идущему в свой второй бой.

На тихих берегах Потомака.

Оба крыла переправившихся войск северян разделяло расстояние в восемь километров, и перед генералом Натаном Эвансом стоял нелёгкий выбор: надо было решить, которое из двух представляет для его бригады наибольшую опасность. Восточная группировка перекрыла тракт, отрезав южан Эванса от штаб-квартиры в Сентервилле, но подкреплений эти не получали, не в пример тому отряду, что переправился у острова Гаррисона. К последним непрерывным потоком прибывали бойцы, взбирались по пологому склону, накапливаясь на вершине Боллз-Блеф. По зрелому размышлению сюда и надумал направить Эванс своих миссисипцев и оба виргинских полка. Восьмому виргинскому выпало занять ближние подступы к Боллз-Блеф.