Для Олега же основной удачей стало то, что князь Муромский помнил его. Помнил свое приглашение и помощь ведуна в разгроме хазар. Оттого в детинце разместили Середина со всем уважением, потчевали только за княжеским столом, дали в прислужники курчавого веснушчатого холопа лет шестнадцати - поджарого, как гончий пес, и вечно голодного, как коккер-спаниель, - а в походе отвели крыло в богатом княжеском шатре. Не единоличные хоромы, разумеется, а вместе с еще двумя десятками избранных бояр и гридней - но и то уважение. В снегу, завернувшись в шкуру, ночевать не пришлось.

    Попики княжеские, коих увязалось с ратью аж пятеро, поглядывали на странного боярина, никогда не крестящегося, не молящегося перед едой и вроде не гнушающегося магией, с подозрением. Но Олег оставался тем самым человеком, что вместе со святым Каримандитом боролся с нечистью и сохранил его последнюю волю, который вместе с князем Владимиром принял от Византийского престола крещение и рассказал о нем во многих землях, в том числе и в Муроме. И потому ведуна предпочитали не задевать.

    -  Ну, чего стоишь? - поторопил холопа Олег, снова набрасывая на плечи налатник. В палатке хоть ветра и нет, а холодрыга - как снаружи. - Давай, шевели коленками.

    -  А кулеш горячий не подойдет? - предложил Будута. - Аккурат перед вечерней зарей для дружины варили…

    -  Мне руку распарить, олух, - вздохнул Середин. - Что же я ее - в кулеше стану греть?

    -  А че? Он горячий будет, как и надобно.

    -  Зачем продукт портить, Будута? Куда ее потом девать, кашу с горчицей?

    -  А я и съем, - охотно согласился холоп. - Нести?

    -  Воду! - повторил ведун. - И горчицу. Гляди, разозлишь - превращу в лягушку.

    -  Какая же лягушка зимой, боярин?

    -  Ты будешь первой. Где моя сумка?

    -  Да несу я, несу, - попятился холоп и выскочил за полог.

    Припоминая слова заговора на исцеление костей, Олег еще раз внимательно осмотрел поврежденную кисть. Уж очень много в ней косточек, хрящей и сухожилий. Зачастую про перелом узнаешь, только когда он зарос давно, а тебе снимок руки понадобился. Хотя тут до ближайшего рентгена еще веков десять топать…

    -  Есть! - радостно заскочил в палатку Будута с дымящимся кожаным мешком в руках. - У кашеваров набрал! Они аккурат мясо закладывать сбирались. И заместо горчицы я с них перцу вытребовал для княжьего гостя. О, целую горсть дали!

    -  Олух ты, - беззлобно вздохнул Середин. - Мне же не суп варить, а руку парить. Ладно, давай. Обойдусь перцем.

    Он растер несколько шариков перца между пальцами, кинул в горячую воду, немного подождал, чтобы он намок и утонул, помешал мизинцем, затем медленно погрузил руку в ведерко. Торопливо забормотал:

    -  Встану я, Олег, до заката и пойду, где ветра богато. В чисто поле, во широко раздолье. В чистом поле, в широком раздолье лежит белый камень Ла-тырь. Под тем белым камнем лежит мертвый богатырь. Не болят у него суставы, не щиплют щеки, не ломит кости. Разбужу я богатыря мертвого, покажу ему боли горькие. Ой ты, богатырь черный, богатырь вечный, не болят у тебя суставы, не щиплют щеки, не ломит кости. Так бы и у меня, Олега земного, не болело - в день при солнце, ночью при месяце, на утренней заре, на вечерней заре, на всяк день, на всяк час, на всякое время. Тем моим словам ключ и замок…

    -  Чародействуешь? - шепотом поинтересовался Будута.