Райан покинул пресс‑конференцию через десять минут и тут же столкнулся с Арни.

– Очень хорошо, Джек.

– Да? – Президент уже научился бояться тона, которым говорит глава его администрации.

– Конечно, ты ведь только что сравнил Китайскую Народную Республику с нацистской Германией и с ку‑клукс‑кланом.

– Скажи мне, Арни, почему средства массовой информации так заботятся о коммунистических странах?

– Они не заботятся, и…

– Не говори глупости! Я только что сравнил КНР с нацистской Германией, и они едва не наделали в штаны. Тогда подумай: почему? Мао уничтожил больше людей, чем Гитлер. Это хорошо известно – я помню, когда ЦРУ опубликовало исследование, документально подтверждающее эти цифры. Тем не менее они не обратили на это никакого внимания. Неужели китайский гражданин, убитый Мао, не такой мёртвый, как несчастный поляк, умерщвлённый Гитлером?

– Джек, у них есть свои чувства, – напомнил своему президенту ван Дамм.

– Неужели? Мне хочется, чтобы они хотя бы раз продемонстрировали что‑то похожее на принцип. – С этими словами президент повернулся и пошёл к себе в кабинет. Казалось, словно у него из ушей тянутся струйки дыма.

– Вспыльчивость, Джек, вспыльчивость, – сказал Арни, не обращаясь ни к кому.

Президенту все ещё надлежало овладеть первым принципом политической жизни – способностью обращаться с сукиным сыном как со своим лучшим другом, потому что от этого зависели потребности его страны. «Мир стал бы гораздо более приятным местом, если бы он был таким простым, как этого хотелось Райану», – подумал глава президентской администрации. Однако мир не был таким, и ожидать улучшения не приходилось.

В нескольких кварталах, в Туманном Болоте, Скотт Адлер перестал съёживаться, слушая президента, и начал делать заметки. Теперь ему предстояло взяться за ремонт заборов, которые президент только что разрушил. Ему придётся сесть рядом с Джеком и обсудить некоторые вещи, например принципы, которые Райан считал такими важными.

* * *

– Что ты думаешь о пресс‑конференции, Джерри?

– Исайя, мне кажется, что у нас настоящий президент. А что думает об этом твой сын?

– Джерри, они были друзьями двадцать лет, ещё с того времени, когда оба преподавали в Военно‑морской академии. Я встречался с ним. Он католик, но, мне кажется, мы можем не обращать на это внимания.

– Да, нам придётся поступить именно так. – Паттерсон едва не рассмеялся. – Католиком был и один из тех, кого застрелили вчера вечером, помнишь?

– Итальянец, наверно, пил много вина.

– Знаешь, Скип тоже выпивал время от времени, – сказал Паттерсон своему чернокожему коллеге.

– Я не знал об этом, – ответил преподобный Джексон, обеспокоенный признанием Паттерсона.

– Исайя, мы живёт не в идеальном мире.

– Ничего, лишь бы он не был танцором. – Это прозвучало почти как шутка, но всё‑таки не совсем уместная.

– Скип? Я никогда не слышал, чтобы он танцевал, – заверил своего друга преподобный Паттерсон. – Между прочим, у меня появилась мысль.

– Что ты имеешь в виду, Джерри?

– Как ты отнесёшься к тому, что в это воскресенье ты выступишь с проповедью в моей церкви, а я в твоей? Я уверен, что мы оба будем говорить о жизни и мученической смерти китайского священника.