Суне заметил Амата еще в конькобежной секции, он помнил всех мальчиков, но этого тогда как следует не разглядел. Хоккей вознаграждает тех, кто не ленится повторять одно и то же снова и снова. То же упражнение, те же движения – до тех пор, пока реакция не отпечатается раскаленным клеймом у тебя в спинном мозге. Шайба не только скользит, она рикошетит, поэтому ускорение гораздо важнее, чем постоянная максимальная скорость, а сонастроенность глаз и рук важнее, чем сила. Лед оценивает тебя по способности менять траекторию и соображать быстрее других, – это и отличает великих от большинства.

В наши дни хоккей удивляет редко, хотя и такое случается. Причем случается в те моменты, когда мы совсем не готовы и надо просто довериться происходящему. Когда эхо вспарывающих лед коньков донеслось до верхнего ряда трибуны, где стоял Суне, тот недоверчиво вздохнул и бросил через плечо последний взгляд. Он увидел на площадке пятнадцатилетнего мальчика, который развернулся, мягко держа клюшку в руках, затем взял разбег, снова набрал предельную скорость. Это мгновение стало для Суне благословенным, его он запомнит на всю жизнь: в третий раз в Бьорнстаде случилось невероятное.

Вахтер оторвался от своих гаек и увидел, что старик опустился на кресло в верхнем ряду. Поначалу ему показалось, что Суне нехорошо. Но вскоре он понял, что просто никогда не видел, как тот смеется.

Суне жадно втягивал ноздрями воздух, на глазах выступили слезы, аромат цветущей вишни плыл по ледовому дворцу.

6

Амат ушел, а Суне так и остался сидеть. Молодость давно миновала, но только сегодня он прочувствовал это как следует. Две вещи с неизменным успехом напоминают нам о возрасте: дети и спорт. В хоккее ты становишься опытным игроком в двадцать пять лет; в тридцать ты уже ветеран, а в тридцать пять выходишь на пенсию. Суне было в два раза больше. Возраст сделал свою работу: он стал ниже и толще, голову надо было мыть чаще, а причесываться реже, он все больше раздражался на узкие кресла и заедающие молнии на куртках.

Но когда дверь за Аматом закрылась, старик еще раз вдохнул аромат вишни. Пятнадцать лет. Боже мой, какое будущее… Суне было стыдно, что он не заметил этого мальчика раньше. Его талант явно развился так бурно только в последнее время, пока внимание клуба было приковано к команде юниоров, но еще несколько лет назад Суне бы его не просмотрел. Его подвели не только старые глаза. Но и старость сердца.

Суне знал: тренировать парня самому ему уже не приведется, но надеялся, что этот талант не раздавят прежде времени. Не будут его торопить. Он понимал, что, к сожалению, надежды эти пусты: как только мальчика заметят, из него сразу начнут выжимать максимальные результаты. Ради клуба, ради города. Из-за этого Суне годами ругался с правлением, но все впустую.

На развернутую формулировку причины, по которой Суне выгнали из хоккейного клуба Бьорнстада, потребуется не один день. Но вообще-то ее можно высказать в двух словах: «Кевин Эрдаль». Спонсоры, правление и генеральный директор клуба настаивали на том, чтобы Суне позволил семнадцатилетнему вундеркинду играть в основной команде, но тот отказался. В его представлении мальчика делают мужчиной не только гормоны, взрослый хоккей требует не только одаренности, но и зрелости, и слишком ранний шанс сокрушил на его глазах больше талантов, нежели слишком поздний. Но его больше никто не слушал.

Народ в Бьорнстаде не умеет проигрывать и тем гордится. Суне знал, что сам в этом виноват. Кто, как не он, внедрял в голову каждому игроку и тренеру в первый же день их появления в ледовом дворце, что клуб всегда на первом месте. Интересы клуба важнее частных интересов. И теперь это обратилось против него. Он мог бы позволить Кевину играть в основной команде и сохранить за собой место, но ему хотелось уверенности, что он поступил правильно.