Она, должно быть, уже очень стара. Зубы у нее были желтые, редко посаженные.
- Лет пятнадцать назад Оноре принес ее с улицы; две лапки у нее были сломаны, наверное, под машину попала... Оноре устроил ей из двух дощечек лубки, и через несколько месяцев эта бедная собачка - хотя соседи советовали сразу же усыпить ее - начала нормально ходить...
Комната была низкая, довольно темная, но поражающая чистотой. Она одновременно служила кухней и столовой, с круглым столом посередине, со старым буфетом у стены и с голландской плитой, такой, каких теперь почти нигде уже не встретишь.
Кюэнде наверняка купил ее на Блошином рынке или у торговца старьем и сам привел в порядок; он любил мастерить. Плита была раскалена докрасна, и в лоснящейся медной кастрюле бурлило рагу, судя по запаху, баранье.
С улицы доносились шум и гомон, и Мегрэ припомнил, что во время своего последнего визита застал старую женщину сидящей у окна, локтями она опиралась на подоконник: видимо, летом старуха так проводила время до темноты, всматриваясь в движущуюся по улице Муфтар толпу.
- Слушаю вас, господин комиссар.
Она сохранила протяжный акцент своей страны. Не села напротив него, а стояла, как бы готовясь защищаться.
- Когда вы последний раз видели сына?
- Скажите мне сначала: он снова арестован? После секундного колебания Мегрэ ответил, даже не солгав:
- Нет.
- А, значит, вы его ищете. Несмотря на это, сразу скажу: здесь его нет. Вы можете произвести обыск в квартире, когда-то вы это уже делали.
Увидите, что тут ничего не изменилось, хотя прошло уже десять лет...
Она указала через открытые двери на маленький салон, которым наверняка никогда не пользовались, загроможденный никому не нужными мелочами: салфетками, многочисленными фотографиями в рамках - как это часто бывает в мещанских домах, где одна комната должна быть напоказ: нежилой, для особо торжественных случаев.
Комиссар помнил: в двух комнатах окна выходят во двор, одна из них, с железной кроватью посередине, принадлежала этой женщине, вторая, не менее скромно обставленная, может быть, только чуточку поудобнее - ее сыну.
Из пекарни на первом этаже доносился запах горячего хлеба и смешивался с вкусным ароматом бараньего рагу.
- Я не разыскиваю его, мадам Кюэнде, - сказал Мегрэ серьезно и с некоторым волнением в голосе. - Хотел бы только знать...
Она поняла мгновенно, скорее даже почувствовала: в глазах ее блеснул страх.
- Если вы его не разыскиваете и если вы не арестовали его, значит...
Волосы на ее до смешного узкой голове были редкими.
- С ним произошло... что-то плохое... Да?! Мегрэ молча опустил голову.
- Я лично хотел сообщить вам об этом.
- Несчастный случай?
- Нет... Я...
- Так что же?
- Ваш сын мертв, мадам Кюэнде.
Она смотрела на него твердым взглядом, в глазах ее не было слез, а рыжеватая собачка, как бы поняв, что что-то случилось, соскочила с кресла и, подбежав к ней, стала тереться о ее толстые ноги.
- Кто это сделал?
Слова со свистящим звуком вышли из ее зубов, расставленных так же редко, как у ее собаки.
- Не знаю. Его убили.
- Где? Когда?
- Следствие установит. |