Изменить размер шрифта - +

     - Вы каким-то образом избавились от драгоценностей. Скорее всего продали кому-то. Кому?
     Перед этим поинтересовались известными скупщиками краденого, оповестили Антверпен, Амстердам, Лондон. Шепнули словечко доверенным информаторам. Но никто не узнал Кюэнде. Никто в глаза его не видел.
     Никто не поддерживал с ним отношений.
     - А что я говорила? - торжествовала его мать. - Я знаю, что вы хорошие пройдохи, но у моего сына тоже есть голова на плечах... ого-го какая!
     Несмотря на подозрения, несмотря на то, что фамилия Кюэнде фигурировала в реестре судимых, пришлось освободить его из-за отсутствия доказательств вины.
     Он не торжествовал, как его мать. Ни на минуту не утратил враждебной флегматичности. Выходя из кабинета Мегрэ, задержался в дверях, поискал глазами шляпу и после короткого колебания протянул на прощание руку.
     - До свидания, господин комиссар.
     Будто бы знал, что скоро они увидятся снова.

III

     Стулья с плетеными из соломы сиденьями поблескивали оттенками матового золота. Пол из обычных сосновых досок, очень старый, был покрыт воском и так натерт, что в нем, как в зеркале, отражался прямоугольник окна. Медный маятник стенных часов мерно покачивался.
     Казалось, что каждый предмет в этой комнате: кочерга, вазоны, половая щетка, о которую терся кот, живут своей собственной жизнью, как на картинах старых голландских художников.
     Старая женщина открыла дверцы печки и бросила туда два совка угля; вырвавшееся пламя на миг осветило ее лицо.
     - Вы позволите мне снять пальто?
     - Это значит, что вы пришли надолго?
     - Это значит, что на дворе два градуса мороза, а у вас очень тепло.
     - Старые люди мерзляки, - буркнула она скорее себе под нос, чем ему.
     - Я люблю, когда печь хорошо натоплена. Мой сын тоже любил тепло, даже когда был маленьким. Помню, что у нас дома, в Сенарклене, он всегда сидел у печки, когда учил уроки.
     Она бросила взгляд на кресло, обитое вытертой кожей.
     - И здесь он тоже пододвигал кресло к печке. Он мог часами сидеть так и читать, забывая обо всем на свете.
     - А что он читал?
     - Разве я знаю? - отвечала она, разводя руками. - Откуда мне знать?
     Он брал книги в библиотеке на улице Монж. Прочитает одну, отдает, берет другую. О, одна еще лежит здесь.
     Она указала на обернутую в черное блестящее полотно книгу... Это была монография о французской революции, написанная Ленортом.
     - Мой Оноре знал очень много. Никогда не говорил попусту, но сколько у него в голове было... ого-го! Газеты он читал ежедневно, по четыре-пять в день, и такие толстые журналы, очень дорогие, с цветными картинками...
     Мегрэ любил тихие квартиры, у которых был свой собственный запах хорошо поддерживаемого человеческого жилья. Ему хотелось закурить трубку, и он уже начал ее машинально набивать, но заколебался.
     - Можете закурить. Он тоже курил трубку. У него была целая коллекция старых трубок, а если какая-нибудь из них портилась, он долго с ней возился, но чинил сам.
     - Я бы хотел задать вам один вопрос, госпожа Кюэнде.
     - Почему вы обращаетесь ко мне так официально? Все попросту называют меня Жюстина. И уже так давно! Мне кажется, что в последний раз „мадам Кюэнде" называл меня мэр, который регистрировал наш брак.
Быстрый переход