Картина эта становилась такой реальной в его воображении, что он даже принялся размышлять, каким способом старуха покончила с собой. В окно выброситься она не могла: квартира на первом этаже. И у нее нет никакого оружия, разве что кухонные ножи...
Автомобиль резко затормозил. Сержант городской полиции, дежуривший у задней двери, переполошился, заслышав сирену. Окно спальни было приоткрыто.
Мегрэ бросился в подворотню, взбежал по каменным ступенькам, нажал на кнопку электрического звонка и оказался лицом к лицу с Лапуэнтом. Тот не был взволнован - скорее до крайности изумлен.
- Что стряслось, начальник?
- Где она?
- У себя в комнате.
- Ты слышал, как она там ходит?
- Слышал, с секунду назад.
- Кому ты звонил?
- Вам.
- Зачем?
- Похоже, она одевается, чтобы выйти на улицу, и я хотел спросить, какие будут распоряжения.
Мегрэ понимал, что выглядит смешным в глазах молодого Лапуэнта и только что подошедшего Жанвье. По контрасту с переполохом, который он только что учинил, в квартире было тихо, как никогда: кабинет залит солнечным светом, дверь открыта в сад, на липе щебечут птицы.
Мегрэ вошел в кухню, где все стояло на своих местах, и услышал негромкие звуки, доносившиеся из комнаты старой экономки.
- Могу я повидаться с вами, мадемуазель Ларрье?
Однажды Мегрэ назвал ее "мадам", но она возмутилась: "Мадемуазель, если вам угодно!"
- Кто это?
- Комиссар Мегрэ.
- Сейчас выхожу.
Лапуэнт продолжал вполголоса:
- Она вымылась в хозяйской ванной.
Мегрэ редко бывал так недоволен собой и все вспоминал свой сон, стариков, которые смотрели на него снисходительно и покачивали головами, потому что он носил короткие штанишки и в их глазах был всего лишь мальчуганом.
Дверь маленькой комнатки отворилась; пахнуло духами, давно вышедшими из моды, - Мегрэ узнал их, потому что его мать пользовалась такими по воскресеньям, когда ходила к мессе.
И старая Жакетта оделась так, будто шла к воскресной службе. На ней были черное шелковое платье, черная кружевная косынка вокруг шеи, черная шляпка, украшенная белым шелковым бантиком, и белоснежные перчатки. Не хватало только молитвенника.
- Я должен, - пробормотал Мегрэ, - отвезти вас на набережную Орфевр.
Он уже собирался предъявить ордер на арест, подписанный судебным следователем, но, вопреки ожиданиям, старуха не выказала ни удивления, ни возмущения. Без единого слова она прошла по кухне, проверяя, выключен ли газ; зашла в кабинет, чтобы закрыть дверь и захлопнуть ставни.
Она задала только один вопрос:
- Кто-нибудь останется здесь? - И поскольку ответили ей не сразу, добавила:
- Если нет, нужно закрыть окно и в спальне тоже.
Поняв, что ее разоблачили, старуха вовсе не пыталась покончить с собой: наоборот, она никогда еще не вела себя с таким достоинством, с таким самообладанием. Она вышла впереди всех. Мегрэ сказал Лапуэнту:
- Тебе лучше остаться.
Старуха прошла вперед, слегка кивнув консьержу, который глазел на нее через стеклянную дверь.
Смехотворно и отвратительно надевать наручники на семидесятичетырехлетнюю старуху. |