|
Какой механизм приводит это постоянное унижение к взрыву, бунту в форме преступления, убийству, жесту отчаяния или бравады? Ни мои коллеги, насколько я знаю, ни я сам этого еще не установили. Возможно, то, что я выразил в нескольких словах, и не совсем правильно, но убежден, что большая часть, так сказать, безмотивных преступлений, а тем более серии преступлений - это открытое проявление гордыни. Мегрэ задумался. - Это совпадает с одним моим предположением, - пробормотал он. - Каким? - Если преступник рано или поздно не проявлял потребности похвастаться своими делами, то он не попал бы в конечном счете за решетку. Знаете, где мы ищем "автора" убийства с целью ограбления? Раньше в публичных домах, теперь, когда их больше не существует, в постелях более или менее публичных девок. Вы бы посмотрели на них! Они были уверены, что в безопасности, и, если бы это было другое преступление, были бы правы. А тут они начинают рассказывать да еще приукрашивают. - Вы проверили и это? - Нет ни одной девки в Париже, тем более в секторе Клиши и Монмартра, которую бы мы не допросили в эти месяцы. - Это что-нибудь дало? - Нет. - Да, плохи ваши дела. - Вы хотите сказать, что, не имея отдушины, он неизбежно сорвется? - Примерно. За последнее время Мегрэ изучил все нашумевшие преступления, имевшие аналогию с совершенными в восемнадцатом округе Парижа, начиная с Джека Потрошителя и кончая Вампиром из Дюссельдорфа, включая фонарщика из Вены и поляка из Зона. - Вы думаете, он сам никогда не остановится? - спросил он. - Если только не станет жертвой несчастного случая или не умрет. Я скажу больше, комиссар, и не как главный врач лечебницы Святой Анны, поскольку я слишком удалюсь от официальных теорий. Индивидуумы, вроде наших, движимы потребностью дать себя поймать, и это тоже форма гордости, бахвальства. Мысль о том, что окружающие считают их обыкновенными, заурядными, для них невыносима. Им необходимо крикнуть всему миру о своем существовании, о своих способностях. Это не значит, что они нарочно дают себя поймать, но почти всегда, по мере увеличения числа преступлений, долгих месяцев предосторожности у них появляется пренебрежение к полиции, к своей судьбе. Некоторые даже признавались, что арест принес им облегчение. - Да, я слышал нечто в этом роде. - Вот видите! Кого осенило первым? Вечер был долгим, они разбирали проблему со всех сторон, и непосвященному было бы трудно понять, кто из них врач, а кто сыщик. Может быть, решение было предложено профессором Тиссо, но так незаметно, что далее Пардон не обратил на это внимания. Было уже за полночь, когда Мегрэ, как бы разговаривая сам с собой, пробормотал: - А что если арестовать кого-нибудь другого, представить его вместо убийцы, отнять у него то, что он считает своей славой... Вот и пришло решение. - Я уверен, что ваш человек попадется на удочку, - ответил Тиссо. - Остается узнать, как он отреагирует. И когда. Мегрэ зашел далеко, пренебрегая теорией в поисках практического решения. Никаких данных о преступнике нет. Далее примет. До сих пор он действовал в одном квартале, но ничто не давало оснований полагать, что завтра он не окажется в другой точке Парижа. Неясность, неопределенность делали эту угрозу еще более мучительной. |
