|
А пока мне ничего не известно... Да, скажите, в котором часу отправляется пароход во Францию? - Хотите уехать? - Нет, хотя это было бы самое благоразумное, Погода прекрасная. За то время, что я в Нью-Йорке, это первый солнечный день. Я прогуляюсь - поеду в порт к отплытию Жана Мора, и мне будет приятно пожать руку мальчугану, с которым я имел удовольствие совершить чудесную поездку по морю. Он встал, взял пальто и шляпу, а разочарованный полицейский нехотя закрыл записную книжку и положил ее в карман. - Может, выпьем по коктейлю? - предложил комиссар. - Не обижайтесь на меня за отказ, но я не пью. В больших глазах Мегрэ мелькнул огонек. Он чуть было не брякнул: «Я мог бы в этом поклясться», - но вовремя спохватился и промолчал. - Смотрите-ка, моего сицилийца нет на посту! Наверно, они думают, что теперь, раз Декстер куплен, нет необходимости следить за моими разъездами. - У меня машина, комиссар. Подвезти вас? - Нет, благодарю. Мегрэ хотелось прогуляться. Он спокойно дошел до Бродвея, затем до улицы, где надеялся отыскать «Данки-бар». Сперва было ошибся, но потом узнал фасад и вошел в зал, в эту пору почти пустой. В конце стойки, смакуя маленькими глотками двойную порцию виски, писал статью тот самый журналист с желтыми зубами, к которому Мак-Джилл и боксер-детектив обратились в день приезда Мегрэ. Он поднял голову, узнал Мегрэ, сделал недовольную гримасу, но все же кивнул головой. - Пива! - заказал комиссар: в воздухе уже пахло весной, и от этого ему захотелось пить. Он неторопливо пил пиво, как человек, у которого впереди много свободного времени. Глава 8 Еще год назад, на набережной Орфевр, в такие минуты про Мегрэ говорили: «Патрон вошел в транс». Непочтительный инспектор Торранс выражался грубее: «Патрон потеет». - Но это не мешало тому же Торрансу чуть ли не обожествлять комиссара. Но и «транс», и «потеет» означало состояние Мегрэ, которое его сотрудники подмечали с облегчением. В конце концов они научились угадывать это состояние по самым неприметным признакам и даже предвидеть его приход раньше самого комиссара. Что мог подумать такой вот Льюис о поведении своего французского коллеги в эти часы? Он, конечно, ничего бы не понял и смотрел на Мегрэ с жалостью. Даже капитану О'Брайену с его тонкой иронией, таящейся под грубоватой внешностью, - и тому вряд ли было угнаться за комиссаром. Все это было довольно любопытно, но Мегрэ никогда не хватало любопытства в этом разобраться, пока, наконец, он не принял это свое состояние как факт, когда его описали ему до мельчайших деталей коллеги из уголовной полиции. В течение дней, в течение недель он копался в деле, делал то, что было необходимо, не более, отдавал распоряжения, разузнавал о том и о сем, но вид у него был такой, словно все не слишком, а то и вовсе его не интересует. Так продолжалось до тех пор, пока проблема оставалась чисто теоретической. Такой-то человек был убит при таких-то и таких-то обстоятельствах. Подозрение падает на такого-то или такого-то. В сущности, эти люди его не интересовали. Пока не интересовали. А потом внезапно, в тот момент, когда этого меньше всего ожидали и со стороны казалось, что Мегрэ обескуражен сложностью задачи, механизм приходил в действие. Кто утверждал, что в такие моменты он словно становится грузней? Не бывший ли начальник уголовной полиции, годами наблюдавший за тем, как он работает? Это, конечно, была только шутка, но в ней заключалась немалая доля истины. |
