Жорж Сименон. Мегрэ в Нью-Йорке
Комиссар Мегрэ - 48
Глава 1
Пароход прибывал на карантинный рейд в четыре утра, и большинство пассажиров еще спало. Некоторые только-только проснулись и ждали, когда загремит якорная цепь; однако несмотря на все обеты, которые они давали самим себе, лишь у горсточки обитателей кают хватило мужества подняться на палубу, чтобы поглядеть на огни Нью-Йорка.
Последние часы плавания были самыми трудными. Даже сейчас в устье Гудзона, в нескольких кабельтовых от статуи Свободы, пароход качала высокая волна. Шел дождь. Вернее, не шел, а моросил, и холодная сырость проникала всюду, пронизывала все; палубы стали темными и скользкими, бортовые ограждения и металлические переборки блестели, как лакированные.
Когда машины застопорились, Мегрэ надел прямо на пижаму тяжелое пальто и поднялся на палубу, где взад-вперед, вычерчивая зигзаги, большими шагами расхаживали какие-то тени; из-за килевой качки они оказывались у вас то чуть ли не над головой, то чуть ли не под ногами.
Покуривая трубку, Мегрэ смотрел на огни и на другие суда, ожидавшие прибытия санитарных властей и таможенников.
Он не заметил Жана Мора. А ведь прошел мимо его каюты - там горел свет - и, кажется, хотел постучать. Зачем? Мегрэ вернулся к себе, чтобы побриться. Он выпил прямо из горлышка глоток виноградной водки, которую г-жа Мегрэ сунула в чемодан.
Что было после? За пятьдесят шесть лет это было его первое плавание, и он очень удивлялся, что красота пейзажа не вызывает у него интереса и оставляет его равнодушным.
Пароход оживился. Слышно было, как стюарды тащат по коридору чемоданы, как звонят один за другим пассажиры.
Собравшись, Мегрэ вышел на палубу; мелкий пронизывающий дождь, превратившийся в туман, приобрел молочный оттенок; огни Манхеттена начали бледнеть.
- Вы на меня не сердитесь, комиссар?
К Мегрэ неслышно подошел юный Мора. Он был бледен; впрочем, у всех, кто находился в это утро на палубе, был плохой цвет лица и усталые глаза.
- За что?
- Вы же знаете, я слишком перенервничал, издергался. И когда они пригласили меня выпить...
Пассажиры слишком много пили. Это был последний вечер. Бар должен был скоро закрыться. И все, особенно американцы, пользовались последней возможностью нагрузиться французскими напитками.
Жану Мора едва исполнилось девятнадцать. Перед этим у него был долгий период нервного напряжения, поэтому опьянел он быстро и вел себя плохо - то плакал, то угрожал.
Мегрэ лег только в два ночи. Пришлось силой утащить Мора в его каюту; мальчишка там расскандалился, упрекал его, злобно кричал:
- Если вы знаменитый комиссар Мегрэ, это еще не значит, что вы можете обращаться со мной как с ребенком! Единственный человек - слышите? - единственный человек в мире, который имеет право мне приказывать, это мой отец!
Сейчас его терзал стыд, на сердце и в желудке было муторно, но Мегрэ положил свою лапищу ему на плечо, и Мора успокоился.
- Ничего, старина. Со мной тоже такое бывало.
- Я был зол, несправедлив. Все время думал об отце. Я так счастлив, что снова нашел его, что с ним ничего не случилось...
Стоя под дождем, Мегрэ курил трубку, смотрел на взлетающий на волнах серый катер, который, искусно маневрируя, подвалил к трапу. Чиновники, словно эквилибристы, поднялись на борт парохода и скрылись в капитанской каюте.
Трюмы отдраили.
|
