|
В три часа ночи труп Оскара Бонвуазена лежал в металлическом ящике в Институте судебной медицины рядом с телами Арлетты и графини. Филипп, повздорив с одним из посетителей кафе «У Франсиса», куда решился зайти, был доставлен сержантом в полицейский участок. Торранс отправился спать. Инспектора, ходившие по кругу от площади Бланш до площади Тертр и далее до Константен Пекёр, тоже разошлись по домам. Выйдя из уголовной полиции с Лапуэнтом и Жанвье, Мегрэ в нерешительности остановился и предложил: – Не распить ли бутылочку? – Где? – В «Пикреттс». – Без меня, – отказался Жанвье. – Жена и так заждалась, да и малыш встает рано. Лапуэнт молчал, но в конце концов сел в такси вслед за комиссаром. На улицу Пигаль они приехали в тот момент, когда новенькая исполняла свой номер. Едва они переступили порог, к ним подошел Фред. – Порядок? Мегрэ, кивнув, подтвердил, и несколько минут спустя на их столик – словно случайно столик номер шесть – поставили ведерко с шампанским. Черное платье медленно скользило по молочному телу девицы, которая робко смотрела на них, не решаясь обнажить живот. Наконец, раздевшись догола, она, как и накануне вечером, прикрылась обеими руками. Но потом – уж не подстроил ли это Фред? – когда прожектор должен был погаснуть, а зал погрузиться в темноту, произошло непредвиденное: прожектор продолжал гореть. Бедняжка растерялась и лишь после длительной паузы решилась убежать в кухню, показав белый круглый зад. Немногочисленные посетители покатились со смеху. Мегрэ подумал, что Лапуэнт тоже смеется, но когда взглянул на инспектора, тот плакал горячими слезами. – Простите, шеф, – пробормотал он. – Я не должен был… Глупо, знаю… Но я… Я любил ее, поверьте! Утром, проснувшись, Лапуэнт чуть не сгорел со стыда: он не помнил, как добрался домой. Его сестра с веселым видом – следствие наставлений Мегрэ – бросила ему, открывая шторы: – Ну и ну! Значит, теперь комиссар укладывает тебя в постель. Этой ночью Лапуэнт похоронил свою первую любовь. И впервые в жизни убил человека. Что же до Лоньона, его забыли снять с поста и он все еще дрожал от холода у лестницы на площади Константен Пекёр. |
