Она прикусила язык почти сразу же, как только эти слова вылетели из ее рта. Она знала, что это было уже слишком. И действительно Уилл набросился на эту фразу, как паук, прыгающий на особо вкусную муху.
– Мистер Герондейл? – спросил он. – Тесса, я подумал…
– Ты подумал что? – ее тон был ледяным.
– Что мы, по крайней мере, могли бы поговорить о книгах.
– Мы поговорили, – сказала она. – И ты оскорбил мой вкус. И тебе следует знать, что Большой, большой мир не моя любимая книга. Это просто история, которая мне нравится, как и «Скрытая рука» или… Ты знаешь, а почему бы тебе не предложить мне что-нибудь, почему я смогу судить о твоем вкусе. Иначе вряд ли это справедливо.
Уилл подскочил к ближайшему столу и сел, покачивая ногой, очевидно, обдумывая вопрос.
– «Замок Отранто»…
– Это не та книга, в которой сын героя убит гигантским шлемом, который упал с небес? И ты еще сказал про «Повесть о двух городах», что она глупая? – сказала Тесса, которая скорее бы умерла, чем признала, что она читала Отранто и любит эту книгу.
– «Повесть о двух городах», – эхом повторил Уилл. – Знаешь, я прочитал ее снова, потому что мы говорили о ней. Ты была права. Она совсем не глупая.
– Нет?
– Нет, – сказал он. – В ней так много отчаяния.
Она встретила его взгляд. Его глаза были такими же голубыми, как и озера; она чувствовала себя так, как будто тонула в них.
– Отчаяния?
Он сказал монотонно:
– Есть или нет будущее у Сиднея с любовью или без нее? Он знает, что не может спасти себя без Луси, но позволить ей быть рядом с ним означало бы уничтожить ее. – Она покачала головой.
– Я неправильно отзывалась о его поступке. Его самопожертвование благородно…
– Это все, что оставалось ему, – сказал Уилл. – Ты не помнишь, что он сказал Люси? Если бы это было возможно… что вы способны были бы ответить на чувство такого беспутного, погибшего, ни на что не годного, спившегося забулдыги, как я, – а вы ведь знаете, что я такой и есть, – то каким бы счастливцем он ни почувствовал себя, он в тот же час, в тот же миг сказал бы себе, что он не может принести вам ничего, кроме горя и нужды, что он обречет вас на страдания, заставит вас горько каяться, погубит вас, опозорит, потащит за собой на дно…
Журнал упал в камин и поднял сноп искр, испугав их обоих, и заставив замолчать Уилла; сердце Тессы подпрыгнуло, и она оторвала глаза от Уилла.
«Глупо» сказала она сама себе сердито. «Так глупо».
Она вспомнила, как он обращался с ней, все то, что он говорил, и теперь как она позволила своим коленям превратиться в желе из-за нескольких строк из Диккенса.
– Хорошо, – сказала она. – Ты, конечно, запомнил многое из этой книги. Это было впечатляюще.
Уилл оттянул воротник рубашки, обнажая изящный изгиб ключицы. Ей хватило всего лишь мгновения, чтобы понять, что он показывает ей Отметку несколькими дюймами выше его сердца.
– Мнемозина, – сказал он. – Руна памяти. Она постоянна.
Тесса быстро отвернулась.
– Уже поздно. Я должна идти… Я обессилена.
Она прошла мимо него и направилась к двери. Она хотела бы знать, выглядел ли он обиженным, но затем выкинула эту мысль из головы. Это Уилл: как бы там ни было его настроения непостоянны и мимолетны, то он бывает очаровательным, то он бывает ядовитым для нее, для всех.
– «Ватек», – сказал он, соскальзывая со стола. |