Главное – ему надо во что бы то ни стало подписать с ней контракт. Возможно, они и проведут несколько ночей вместе, чтобы утолить охватившую их взаимную страсть, а затем, подписав с ней контракт, он вернется в Нью Йорк.
Двери лифта открылись, и он вошел в кабину.
– Не беспокойся. В данную минуту мне все равно нечем заняться. К тому же что то подсказывает мне, что нам удастся уговорить ее. И дело не в гонораре. Это всего лишь вопрос времени.
Было уже далеко за полночь, когда Дейзи добралась до дома, но Чарли еще не спал. Да она и не сомневалась в этом. В последнее время он был целиком захвачен работой. У него вошло в привычку вставать на рассвете и до глубокой ночи работать за мольбертом.
Закрыв дверь, она крикнула:
– Привет, Чарли!
Увидев в гостиной, одновременно служившей и студией, его высокую, неуклюжую фигуру, склонившуюся над мольбертом, она огорченно покачала головой. При ярком свете лампы были отчетливо видны седые пряди в каштановых, всклоченных волосах Чарли и пятна краски, испещрившие его голубую рабочую блузу.
– Ты совсем не щадишь себя.
– Еще минуту. Всего несколько мазков. – Он отступил от мольберта, пристально вглядываясь в изображение на холсте. – Как прошел сегодня спектакль?
– Все отлично. Публике я, кажется, понравилась. – Она подошла к Чарли, положила голову ему на плечо и внимательно посмотрела на холст. – Мне нравится. Особенно освещение. Чарли грустно улыбнулся.
– Один искусствовед как то сказал, что я отлично умею рисовать предметы, но не их душу.
– Это лишь доказывает, что критик – идиот. Разве у предметов может быть душа?
Чарли рассмеялся.
– Тогда я именно так и подумал. Помню, это меня очень разозлило… – И он снова углубился в работу.
– Ты ужинал?
– Что? – Он посмотрел на нее отсутствующим взглядом. – Думаю, да. Кажется, чили.
– Это ты ел вчера. – Она с тревогой посмотрела на него. Чарли всегда был стройным, подтянутым, но в последнее время он выглядел просто изможденным. Лихорадочная энергия, с которой он отдавался работе, выжимала из него все соки.
– Разве? – Легким мазком кисти он добавил кобальта к одной из граней вазы с фруктами и, прищурившись, посмотрел на картину. – Ну вот, теперь хорошо.
– Пойду, приготовлю чего нибудь. – Бросив сумку на диван, она направилась в маленькую кухню, примыкавшую к гостиной. – Поедим и сразу спать.
– Не раньше, чем я закончу. – Секунду Чарли колебался, затем добавил: – Я подумал, если ты не очень устала, то, может быть, немного попозируешь мне? Знаешь, мне кажется, портрет будет неплох.
– Тогда почему ты не разрешаешь мне взглянуть на него?
– Это сюрприз.
– Я не устала, но тебе надо отдохнуть. Ты не забыл, что сказал врач? – Она замолчала, заметив, что он укоризненно покачал головой. Им обоим было известно, что исход его болезни неотвратим. Дело было лишь во времени. Как только он узнал диагноз, он взял с нее обещание никому не говорить о его болезни и до конца его дней дать ему жить полной жизнью. Она не читала Чарли нотаций, не делала никаких запретов только потому, что не хотела омрачать оставшиеся дни его жизни, не хотела ничем огорчать его. Слезы подступили к ее глазам, и она торопливо отвернулась, чтобы он не увидел их. – Поговорим об этом позже. Ужин будет готов через несколько минут.
Чарли работал над портретом до трех часов ночи пока, наконец, Дейзи не отказалась позировать под предлогом усталости и не настояла, чтобы он шел спать. Прежде чем уйти, он осторожно прикрыл портрет чистым холстом. Дейзи, дождавшись, когда дверь его спальни закрылась, встала с кресла и подошла к натюрморту, над которым он работал до ее прихода. |