…Спросите любого, кому когда либо доводилось зону топтать, о том, как его этапировали к месту отбытия наказания – и услышанный рассказ навряд ли порадует добрыми и светлыми эмоциями. Этап – это сплошные нервы и масса бытовых неудобств – так уж повелось в России с давних пор… Этап – это не просто перевозка заключенного, это всегда новый рубеж в жизни, новая веха в судьбе… У нас ведь в стране как: каждый сиделец сначала числится задержанным, потом арестованным. И пока томится он в изоляторе под следствием – преступником его называть нельзя, поскольку суд еще не определил степень вины и меру наказания. Определить то суд еще ничего не определил, а содержащийся под стражей уже наказан – дурной едой, теснотой, кислородным голоданием и замечательным, можно сказать – душевным – обществом. Редко кто в изоляторе умудряется свое здоровье поправить. Когда следствие завершается, заключенный начинает знакомиться с делом, которое направляется в суд. После идет процесс – зэк, естественно, по прежнему в крытке парится. Но вот уже и приговор вынесен – скажем, семь лет в колонии строгого режима – а на зону сидельца все равно никто отправить не торопится, потому как он хоть и осужденный уже, но осужденный, если можно так сказать – не окончательно. Есть у заключенного право еще кассационную жалобу написать и ответа на нее дождаться. А кассационников ни одна зона не принимает – мало ли, какой ответ на жалобу придет. Хозяева так рассуждают: «Нам невиновные не нужны». И они по своему правы… А поскольку в матушке России запрягают очень медленно, часто так бывает, что от момента задержания человека милицией до дня получения им ответа на кассационную жалобу проходит год, порой и другой, а то и третий… Да что там – случалось (и не так уж редко), что и по пять лет людей в предвариловке мариновали…

Так вот – как ни паскудно в изоляторе сидеть, а человек уж так устроен, что везде обжиться умудряется. За долгие месяцы тюрьма и впрямь домом родным становится, в котором все ходы выходы знакомы, и про каждого соседа сокамерника известно больше, чем про собственную жену… Сокамерники, как и жены, конечно, разные попадаются – и нормальные люди, и твари конченные, но, по крайней мере, понятно чего от каждого ждать можно. Человек то больше всего всегда страшится неизвестности…

Познание этой неизвестности начинается в тот вечер, когда, вскоре после получения ответа на кассационную жалобу (у одних это вскоре несколько дней тянется, у других – месяцы занимает, тут ведь как карта ляжет), зэку объявляют, что утром он, сердешный, уйдет на этап… Из родимой хаты заключенного с вещами переводят в этапную камеру, в так называемый собачник. Почему собачником эта камера называется? Да потому, что уюта в ней, конечно, никакого – никто ведь в этой хате дольше чем на сутки двое не задерживается, а стало быть – почти каждый норовит наплевать нагадить от всей души – крытке на память… Потому и собачник, что у пса в будке уютнее, чем в этапной камере… Ну, а утром этапников шмонают напоследок, выдают сухой паек, грузят в автозак – и с ветерком доставляют до вокзала, где уже ждет осужденных так называемый «Столыпин» – специальный этапный вагон… Надо сказать, что шмонают этапников перед погрузкой в автозак без особого рвения – уходящие сидельцы вертухаям уже до балды – убывает человек – и скатертью дорога, за него теперь пусть другие отвечают, да и что он из крытки с собой в дорогу то взять может? Другое дело, если у конвойщиков с зэком какие то личные счеты – тогда да, тогда бедолаге могут и трусы на ленты распушить, чтоб запомнил, сука, кому в тюрьме банковать положено… Но такие ситуации случаются все же редко, и, как правило, предэтапный шмон – чистая формальность, не более… Вертухаи, они ведь тоже – люди, так что, ежели к ним – по человечески, то и они в ответ – по людски.