|
В принципе, вагон стоял так, что автозак вполне мог подъехать вплотную к дверям «Столыпина» – так, чтобы зэкам даже не надо было бы и на землю спрыгивать, но… Начальник конвоя, симпатичный, подтянутый прапорщик внутренних войск, решил, что имеющийся запас времени можно использовать для тренировки личного состава – мало ли какая обстановка потом сложится – конечно, принять этапников дверь в дверь – и проще, и быстрее, но ведь не на всякой же станции автозак к «Столыпину» может вплотную подъехать. Да и зэкам полезно проветриться перед долгим путешествием – в «Столыпине» они еще не раз помечтают о глотке свежего воздуха, особенно первоходы, которых на общий режим отправляют – те, как обычно, будут преть в своих клетушках, как сельди в банках…
Дело в том, что на этапе положено строго соблюдать принцип раздельного содержания разных категорий осужденных – особистов нельзя сажать вместе с первоходами, приговоренными к общему режиму; отдельные клетушки предоставляются также женщинам, малолеткам и так называемым бээсникам – то есть, бывшим сотрудникам правоприменительной системы. Вот и получается часто, что в «Столыпине» едет, как барин, в отдельном купе один мент, рядом – парочка особистов, затем трое малолеток, далее – две женщины, ну а потом уже – общий режим – этих, бывает, по восемь девять человек в одну клетушку запихивают… Начальник конвоя «Столыпина» принял запечатанные в серые казенные конверты личные дела восьми зэков, быстро просмотрел их. Все конверты были одинаковыми, и лишь на одном стояла карандашная пометка б/с. Прапорщик хмыкнул, окинул взглядом каре осужденных и прикинул, кто бы из них мог быть бывшим сотрудником. Скорее всего – во он тот, здоровый, крайний слева в первом ряду. Он и одет добротно, и два баула перед ним на снегу стоят – вполне внушительного вида… Этапник, на которого смотрел начальник конвоя, поднял голову – во взгляде осужденного не было затравленности, тоска – да, была, а страха и забитости – не было… Проверяя свою догадку, прапорщик громко скомандовал: – Осужденный Зверев! Ко мне, с вещами! Когда здоровенный зэк, перед которым на снегу стояли два баула, выпрямился, начальник конвоя удовлетворенно усмехнулся – вот что значит опыт, вычислил таки бээсника влет, проинтуичил безошибочно. Между тем осужденный ловко подхватил свои сумки и быстро, но без суеты, преодолел короткую дистанцию до «Столыпина». Остановившись перед прапорщиком, зэк отрапортовал глухо: – Осужденный Зверев Александр Андреевич, статья сто сорок восьмая, часть третья… Начальник конвоя посмотрел на Зверева с интересом – статья сто сорок восемь (да еще часть третья) – это ведь самая что ни на есть боевая бандитская статья – вымогательство в составе организованной группы. Что ж ты, хлопец, наколбасил такого, что тебе шестерку влепили, – с интересом подумал прапорщик, а вслух спросил негромко и с едва заметными нотками сочувствия в голосе: – Ты кем был то, ментом или зеленым? А? Или прокурорским? А может, комитетчиком? В вопросе прозвучала извечная ревность внутренних войск ко всем остальным составляющим правоприменительской системы – офицеры и прапорщики внутренних войск хоть и относились к МВД, но носили обычную общеармейскую форму, за что их и называли зелеными сотрудники милиции, придумавшие даже шутливую присказку мент зеленому не кент. Впрочем, именно милиция была все таки наиболее близкой родственницей внутренним войскам. Комитетчиков, сотрудников прокуратуры и судей вэвэшники вообще не переваривали… Зверев глянул на прапорщика исподлобья. В его серых прищуренных глазах мелькнул какой то странный огонек: – Уголовный розыск, капитан. – О о, – протянул начальник конвоя и неожиданно улыбнулся. |
