Быстро умывшись и одевшись, я в сопровождении милиционера вышел из дома. Возле входа нас ждала пролётка.

Пока добирались до Хапров, я немного подремал в ней по старой ещё армейской привычке.

— На месте, — сообщил извозчик. — Можете просыпаться, товарищ.

— Спасибо!

Поезд застыл как вкопанный перед семафором. Пассажиров не выпускали из вагонов, поэтому на перроне не было случайных людей: только милиционеры, сотрудники угро и несколько железнодорожников.

— Жора, иди к нам! — помахал мне рукой Паша Рыженко.

Он как раз допрашивал сутулого мужчину лет сорока в тужурке железнодорожника.

Я подошёл к ним, пожал Павлу руку.

— Рассказывай, что у вас произошло.

— Ты не поверишь!

— Знаешь, я в последнее время ничему у вас в Ростове не удивляюсь.

— Это точно, город у нас такой… специфический, — усмехнулся Паша. — Вот, познакомься, гражданин Устин Оса, работает на станции стрелочником.

— Стрелочником?! — улыбнулся я. — Это хорошо, мы ж знаем, что всегда и во всём виноват стрелочник…

Видимо это крылатое выражение ещё не было в ходу, поэтому мою шутку не поняли. Гражданин Оса так вообще принял её всерьёз.

— Товарищи, вы что! — взмолился он. — Меня избили, приставили к голове наган… Сказали, чтобы я перекрыл семафор, а иначе убьют!

Стрелочник всхлипнул.

— А у меня четверо детей, мне помирать никак нельзя — кто ж их тогда кормить будет?!

— Короче, банда человек в тридцать на дюжине подвод нагрянула к станции. Охраны тут нет, так что бояться им было нечего, — стал объяснять Паша. — Вышибли к такой-то матери дверь в диспетчерскую, оборвали провода телефона и велели остановить курьерский. Сопротивления им, как понимаешь, никто не оказывал. Гражданин Оса под угрозой смерти был вынужден перекрыть семафор.

— Вот-вот, так и запишите: под угрозой смерти! — напомнил о себе стрелочник.

— Не волнуйтесь, гражданин. Как было, так и запишем, — успокоил несчастного отца четверых детей я. — Никто вас ни в чём не обвиняет…

Окажись я на его месте, тоже вряд ли бы стал артачиться. С тремя десятками вооружённых до зубов головорезов шутки плохи. Нашпигуют свинцом и найдут кого-то другого.

— В общем, в двадцать два двадцать пять поезд прибыл к станции и был вынужден остановиться перед семафором. Один из бандитов переоделся в железнодорожника и сообщил машинистам, что под Гниловской поезд сошёл с рельс, и потому Ростов не даёт прибытия. Потом запрыгнул на подножку и наставил на машинистов револьвер.

Более детально продолжение этой истории я услышал из уст непосредственно одного из машинистов.

— Вы можете себе такое представить, товарищ милиционер?! — взволнованно говорил тот. — Выходит из здания вокзала здоровенный такой бугай с фонарём, подходит к нам, рассказывает, что Ростов не пропускает, а потом… раз… и оказывается на подножке, тычет мне в лицо шпалером и важно так говорит: «Шабаш, дядя, приехали. Жить хочешь? Закрой заслонку и вали отседова». Ну я не дурак, понимаю, что к чему. Объясняю, так мол и так, сынки, говорю, нельзя уровень воды понижать, котел рванет — костей не соберете. Следить надобно умеючи… А он, зараза, смеётся: «Ты, дядя, мне тут за азовский банк не втирай, сами грамотные. Вали отсель, пока цел». Ещё и в воздух пальнул для острастки!

— Ещё что-то говорил?

— Нет, но я его бандитское прозвище знаю. Краем уха услышал, как его другие звали.

— Так-так… — заинтересовался я. — И что это за прозвище?

— Вроде как Шлейка, — сказал машинист.