В камере было три предмета: яркая как все здесь лампочка под потолком, деревянные нары из посеревших от времени досок и параша в углу - дырка в бетонном полу с краном, вделанным в стену метром выше.

- Не положено, - отмахнулся охранник. - А вот в гости к тебе заглянут попозже. Чтобы скучно не было.

- Так не велено меня бить! - удивился я.

- Да никто и не будет, не ссы.

Дверь в предбанник за ними захлопнулась, и я остался один. Бетонный пол, такие же стены, давненько не штукатуренный потолок, яркий свет и полное равнодушие. У Джека Лондона было белое безмолвие, а у меня вот бетонное.

Зато было время подумать, решить, что я сам мыслю обо всей этой ситуации. Понятное дело, что в приоритете - побег, Нани, какая-то жизнь после всей этой фабрики-мозгобойки. А если нет? Если ничего не получится, и останусь здесь до полного выгорания способностей?

Страшно. По-настоящему страшно, если вдуматься.

Чёрт с ним, с генералом и его далеко идущими планами: ать-два, приказ, песню запевай - с этим бы ещё можно было смириться, но собственную голову я ценил. У меня ничего больше и не было, если честно, только голова, кое-какой талант и быстро проходящая молодость. Даже если выживу, не сгорю чудом, они меня отпустят года через два, до дна выпитого, постаревшего, что тогда?

Я вздохнул, тяжело осел на деревянные нары и сгорбился. Хорошо, наверное, быть супергероем, железным человеком и прочим дэдпулом, только у меня что-то не выходит.

Сидел я так долго: час, два, не знаю. Ложиться на жёсткие доски желания не возникало, а больше заняться было нечем. Только сидеть и думать, пока не открылась дверь в предбанник карцера, и в помещение не зашли...

Я ожидал всякого: пары дюжих охранников с дубинками, которые слегка подготовили бы меня к защите рубежей Отечества, невзирая на приказ генерала; Елены Аркадьевны в кожаном БДСМ-наряде, с красным шариком во рту и хлыстом в накачанной руке; какого-нибудь врача в непременном белом халате, со шприцом, из которого на бетонный пол, шипя, капает ядовито-зелёное лекарство, начисто уничтожающее волю. Чего угодно, если честно, фантазия у меня богатая.

Реальность оказалась проще и страшнее.

Сперва вошёл охранник, открыл замок на моей двери-решётке, но наружу меня выводить не спешил. Потом вкатился на коротеньких ножках Семён Какис, уже хорошо мне знакомый, привычный. Но сейчас он меня почему-то напугал: то ли злая улыбка, из-за которой он был похож на хорька, так действовала, то ли потому, что он размахивал сложенной шахматной доской. Самой дешёвой, просто два куска разграфлённой клетками пластмассы на петлях.

- Сидишь, Киря? Это хорошо, эт-та правильно! С генералом аккуратнее надо разговаривать, а ты его, говорят, выбесил знатно. Зря ты это, зря. Заводите пациентов!

Последнее уже не мне - второму охраннику, впереди которого покорно топали два лысых, совершенно мне незнакомых мужичка в серых унылых робах. Лица у обоих были спокойны, они ничего не выражали. На висках и шее виднелись чёрные засосы от резиновых присосок датчиков, на запястья у обоих - вшитые в вены катетеры для подключения капельниц. Шли они молча, слышно было только привычное "шварк-ш-ш-шурх" по полу безразмерных сандалий, таких же, как на мне.

- Что это за карнавал? - спросил я Какиса, но он промолчал.

Следом за всей процессией зашёл ещё один охранник, он тащил три табуретки. Поставил их в ряд посреди предбанника, потом слегка отодвинул в сторону одну крайнюю, затем вторую.

- Прошу садиться, господа! - церемонно объявил Семён, раскрыл доску, высыпая спрятанные внутри фигуры на средний табурет, положил её рядом клетками вверх. Люди в серых робах почти синхронно сели по обе стороны от доски, споро разбирая пешек-ферзей и выставляя на позиции, охранники остались контролировать ситуацию, только первый поманил меня рукой: выходи из камеры, дружок, присоединяйся к зрителям.

- По приказу начальника Центра будет проведён матч-реванш между парой "батареек".