Мне вообще всё происходящее начинало казаться нереальным, в памяти в полусне всплывали то мёртвые глаза моего напарника по шахматам, его бледное, навсегда лишённое солнца лицо, то злая улыбка Какиса, то - не знаю уж почему - недовольная Людмила Марковна. У неё было такое специальное выражение физиономии, когда я чем-либо её гневал. Не кричала, не ругалась, просто скорчивала рожицу страдающей запором обезьяны-капуцина, что означало: пора извиняться. Желательно пару раз подряд, с фантазией и сугубым прилежанием. Наручники в пошлом розовом меху, наряды всякие, лубриканты и замедлители эякуляции.

Тьфу.

- Подымайся уже! Начальник велел тебя к Доку вести.

Я ошалело посмотрел на охранника. Вот, вроде, и не спал совсем, а ни стука дверей, ни открывания замка не услышал. Только-только пытался уснуть, а на тебе! Уже стоит рядом товарищ, связкой ключей поигрывает. И второй вон маячит, в предбаннике, контролирует ситуацию. Можно подумать, у меня сил хватит сейчас с разворота пяткой в лоб - и бежать. Я этого и не умел никогда, пяткой-то. Максимум, как в детстве, ключом гаечным отоварить, когда нас с Филиппом зажали на ВАИ местные. Как обычно, дай-ка на пиво.

Но сейчас ни ключа, ни Фили...

- Велел так велел, пойдём.

В аппаратной ничего нового я не увидел. Васин, Елена Аркадьевна, злобно ощерившийся, но промолчавший Какис - я тебе дружок припомню ещё выполнение приказов, не переживай, припомню. Остальные кресла операторов были пусты; я понял, что попытка нападения на американскую базу по крайней мере отложена. Уже хорошо, дрессура штука обоюдная.

Профессор был явно встревожен.

Пока Семён цеплял датчики, совершенно по-детски стараясь сделать мне больнее при каждом движении, только что не щипал нарочно, как детсадовцы в песочнице, Док дважды звонил генералу. Первый раз тот бросил трубку после пары фраз, но Васин оказался настойчив, набрал его снова и что-то убеждающе забубнил. Насколько мне было слышно, речь шла обо мне. Генерал отдал какой-то приказ, заорал, я даже из кресла услышал невнятные крики в трубке, но Док держался до последнего. Впрочем, судя по его виду, ничего не добился: положил на место телефон, растерянно обернулся ко мне и пожал плечами.

Вот и понимай его как хочешь. Ну да ладно, надеюсь, в ментакле разберусь.

Дрессировка непокорного зверька-оператора, оказывается, продолжалась. Мало того, что я не выспался, был выведен из себя вчерашним шахматным "турниром", так ещё и это.

В отличие от всех предыдущих сеансов транса, ни в какое небо я не поднялся. Кресло вместе со мной, как только Какис с силой захлопнул шлем, упало, одновременно раскручиваясь по спирали. Падение казалось бесконечным, меня подташнивало от нарезаемых кругов, темноты, сопровождаемой только вспышками света, размазанными стробоскопом, будто я на огромной скорости пролетал мимо ламп, освещающих стены колодца.

Всё ниже и ниже, глубже и глубже.

- Добросил... - с трудом сказал я: к горлу подступала кислая рвота, но откатывалась назад, словно пока не решаясь вырваться наружу.

Голос тоже не отзывался, что было и вовсе печально.

Никакого задания, никаких объяснений, просто швырнули с размаху в тёмную бездну. Немного зная генерала, я не удивлюсь, если навсегда. От того, чтобы растоптать меня, стереть окончательно, его и останавливала, наверное, единственная цифра: семь с четвертью. А на пике - восемь. По шкале Васина.

Только предполагаемая польза для Центра и могла меня спасти.

- Где я? - глухо отдавался от стен мой голос, эхо оставалось там, возле призрачных ламп, не успевая падать с моей скоростью. - Зачем?!

Я не понимал, на каком свете, сплю или бодрствую, в ментакле я или в карцере. Может быть, я уже умираю, только об этом забыли сказать?

Вопросы, одни вопросы. Без ответов. Да и кому, а, главное, зачем мне рассказывать о происходящем, если никого здесь нет. Нет, не было и не будет.