|
Однако сегодня Бен Росселли не излучал своей обычной энергии. Он опирался на трость – такого еще не видывал ни один из присутствующих. Он протянул руку, по видимому, намереваясь придвинуть к себе один из массивных директорских стульев. Но его опередил Нолан Уэйнрайт; тихо поблагодарив, президент сел. – Это неофициальная встреча. Долго я вас не задержу. Пожалуйста, можете садиться. Ах да, спасибо. – Последняя фраза была адресована официанту, который подал ему бокал хереса и вышел, закрыв за собой дверь. – Мы собрались явно для того, чтобы что то отпраздновать, – сказал Алекс Вандерворт. – Осталось только выяснить – что. На лице Бена Росселли вновь мелькнула улыбка. – Хорошо, если б так, Алекс. Я подумал, что это тот самый случай, когда выпить не помешает. Он помолчал, и внезапно всех охватила тревога. Было ясно, что это не простое совещание. На лицах отразились неуверенность и беспокойство. – Я умираю, – сказал Бен Росселли. – Доктора говорят, мне осталось недолго. Я решил, что все вы должны об этом знать. – Он поднял бокал и, помолчав в задумчивости, отпил глоток хереса. Если до сих пор в конференц зале царила тишина, то сейчас молчание стало гробовым. Никто не двинулся с места, не проронил ни звука. Старый Бен подался вперед, опершись на трость: – Ваше смущение излишне. Мы все старые друзья, потому то я вас и собрал. И хочу упредить естественные вопросы: то, что я сказал, совершенно определенно – если бы я надеялся хоть на малейший шанс, то не стал бы спешить. Догадываюсь, что еще может вас интересовать: у меня рак легких, и к тому же запущенный. Вряд ли я доживу до Рождества. – Он замолчал, и вдруг стало заметно, как он слаб и изможден. Росселли добавил более мягко: – Сейчас, когда вы все знаете, можете передать остальным. Эдвина Д'Орси подумала, что не успеет опустеть конференц зал, как новость разлетится со скоростью степного пожара. Известие не оставит равнодушным никого – одних оно искренне опечалит, другие отнесутся к нему более прагматично; что касается Эдвины, она была потрясена и чувствовала, что все остальные – тоже. – Мистер Бен, – наконец отважился один из “стариков”. Поп Монроу был старшим клерком в отделе кредитования; голос его дрожал: – Мистер Бен, изрядно вы нас озадачили, нечего сказать. По моему, никто толком и не знает, как реагировать. Раздался гул голосов, почти стон, выражавший одновременно и согласие и сочувствие. Его перекрыл Роско Хейворд. – Однако мы можем и должны сказать, – в его тоне прозвучало нечто похожее на упрек, словно остальным следовало дождаться, пока он заговорит первым, – эта ужасная новость нас ошеломила и опечалила, но нашими молитвами со временем ситуация может измениться к лучшему, и у всех нас появится надежда. Ведь ни для кого не секрет, что мнение докторов редко бывает безошибочным. А медицинская наука может приостановить, даже излечить… – Роско, я же сказал: через все это я уже прошел, – перебил его Бен Росселли, впервые выказав раздражение. – Что касается врачей, то это были сливки медицины. – Бен, мы все огорчены, – сказал Алекс Вандерворт. – Мне крайне неловко за свои слова. – Насчет празднования? Полно! Ты ведь не знал. – Старик усмехнулся. – А кроме того, почему бы и нет? Я прожил хорошую жизнь, не каждому это удается, так что у нас, безусловно, есть повод. – Он ощупал карманы пиджака и огляделся по сторонам. – У кого нибудь найдется сигарета? Врачи не дают мне курить. – Может, все таки не стоит? – спросил Роско Хейворд. |
