– Отходим!

Кто это крикнул? Ненашев?

Сергей обернулся как раз перед вспышкой, успев увидеть лицо Ненашева со странной кривой улыбкой.

Иссечённое осколками тело прошивало болью до самых пяток. Сергей скосил глаза на Шмеля, лежащего на соседней койке.

– Шмель!

Он не сразу понял, что несвязное мычание, наполнившее землянку, вылетело из его рта. С усилием заставляя повиноваться непослушные губы, Сергей снова позвал Шмеля. Звуки вязли и терялись, не успевая сформироваться. Он увидел вопросительный взгляд Шмеля, лихорадочно блестевший от жара.

«Неужели я онемел?» – мелькнула страшная мысль, от которой Сергей залился потом и попытался приподняться, но снова рухнул обратно. Тяжёлое молчание пудом придавило грудь – ни вздохнуть, ни охнуть.

Из забытья его вывел хлопок двери. В лицо пахнуло снежной волной холодного воздуха, которого не хватало в душной земляной тесноте, пропитанной запахом кровавых бинтов.

– Серёга, что скажу! – Ванька возник возле нар со скоростью болотного пузыря под резиновым сапогом. Он был в расстёгнутой телогрейке с торчащим воротом невесть откуда взявшейся тельняшки. Хитрые глазёнки лихо поблескивали. – Я, как только десант приняли, сразу к тебе. То есть к вам, – он дёрнул плечом в сторону Шмеля. – Вы не поверите, мужики, но вместе с десантом в отряд прислали… – Ванька выдержал тягучую паузу, – …угадайте кого?

Хотя после гибели Ненашева в Ванином голосе частенько позванивали горькие нотки, он изо всех сил старался выглядеть весёлым.

– Подрывника? – выскочило у Сергея.

Неосознанно произнеся слова, он слышал, что речь вернулась. Слава Богу! От облегчения он на миг перестал чувствовать боль.

Иван сделал отрицательный жест:

– Не угадал.

– Доктора? – предположил Шмель.

– Мимо. Даю одну попытку и подсказку. – Ванька вскочил, подбоченился и лихо притопнул ногой, словно приглашая в пляс.

Сергей поднял брови:

– Ансамбль песни и пляски, что ли?

– Снова не угадал!

Ванька руками изобразил косы.

– Неужели парикмахера? – Укоризненно нахмурившись, Шмель постриг в воздухе пальцами. – Совсем сбрендили. Будто не знают, что нам сейчас не до перманентов. Нам бы парочку наводчиков да батальон стрелков.

– Эх вы, темнота! Никаких парикмахеров, хотя доктор с батальоном нам не помешали бы. Нам прислали не радиста, а радистку. Радисточку. Зовут товарищ Зайцева. Кстати, очень даже симпатичная. Я хотел помочь вещи поднести, так она на меня глазами так зыркнула, что сердце в пятки ушло.

– Значится, теперь ты бессмертный, – сказал Шмель, – до пятки пуле не добраться.

– Радист, радистка, какая разница, – охладил Ванькин пыл Сергей, – главное, что отряд теперь со связью. А то сидели как в танке. Ещё бы на ноги быстрее встать. На фронте наступление с минуты на минуту, а я лежу печной трубой из погорелого дома.

Он облизал пересохшие губы, ощутив солоноватый вкус крови.

Говорить удавалось с трудом, потому что донимал жар, всё время хотелось пить.

После Ваньки к раненым заглянул Жежелев. Посидел на койке у Шмеля, повздыхал, помолчал. Вид у него был усталый, но радостный.

Уходя, он сунул руку в карман и достал оттуда две шоколадки и – Сергей не поверил своим глазам – две мандаринки!

– С Новым годом, товарищи раненые, тысяча девятьсот сорок третьим! Благодарю за службу!

* * *

Утром двенадцатого января, когда Варвара Николаевна подходила к дверям редакции, город накрыла волна грома.