Голос Митри стал жестче, но звучал по‑прежнему благожелательно.

– Я хочу решить проблему. По‑мужски. Я имею честь быть другом вице‑квесторе и предпочел бы не доставлять полиции хлопот.

«Вот, наверное, почему пресса не растрезвонила об этом случае уже сегодня», – мелькнуло в голове у Брунетти.

– Так вот, я подумал, мы сможем уладить это дело потихоньку, без ненужных осложнений.

Брунетти повернулся к Скарпе:

– Моя жена объяснила вчера ночью, почему она это сделала?

Вопрос застал Скарпу врасплох, и он быстро взглянул на Митри, тот ответил вместо лейтенанта:

– Это сейчас не имеет никакого значения. Важно, что она совершила преступление. – Он посмотрел на Патту. – Думаю, в наших интересах уладить все, пока еще есть возможность. Уверен, вы со мной согласны, Пиппо.

Патта бросил в ответ коротко и четко:

– Конечно.

Митри перевел взгляд на Брунетти:

– Если вы со мной согласны, можем продолжать. Если нет – боюсь, я попусту теряю время.

– Я по‑прежнему не вполне понимаю, чего вы от меня хотите, Dottore Митри.

– Я хочу, чтоб вы пообещали, что ваша жена заплатит за разбитое стекло и потери в бизнесе, понесенные агентством.

– Не могу этого обещать, – сказал Брунетти.

– Почему же? – теряя терпение, спросил Митри.

– Потому что это не мое дело. Если вы хотите обсудить случившееся с моей женой – у вас есть на то полное право. Но я не могу принимать решение за нее. – Брунетти надеялся, что его голос так же убедителен, как и приводимые им доводы.

– Что вы за человек?! – воскликнул Митри со злостью.

– Могу ли я еще чем‑либо быть вам полезен, вице‑квесторе? – обратился Брунетти к начальнику.

Патта был слишком изумлен или слишком зол, чтобы ответить, – Брунетти, воспользовавшись этим обстоятельством, встал и быстро вышел из кабинета.

8

В ответ на поднятые брови и поджатые губы синьорины Элеттры Брунетти только быстро и неопределенно покачал головой, давая ей понять, что позже все объяснит. Он поднялся по лестнице в свой кабинет, пытаясь понять истинное значение только что произошедшего объяснения.

Митри, хваставшийся своей дружбой с Паттой, несомненно, обладал достаточным влиянием, чтобы не допустить газетчиков к столь взрывоопасной истории. Это была настоящая золотая жила, все, чего только может желать репортер: секс, насилие, причастность полиции. А если им удастся раскопать, что первый проступок Паолы скрыли, читатель получит еще более соблазнительный материал – о злоупотреблении властью в полиции, о том, что там все друг друга покрывают.

Какой издатель упустит подобный шанс? Какая газета откажет себе в удовольствии напечатать такой материал? Кроме того, Паола – дочь графа Орацио Фальера, одного из самых известных и богатых людей в городе. Стечение обстоятельств настолько удачное, что нет такой газеты, которая бы им не воспользовалась. Значит, издателю или издателям предложили какое‑то весомое вознаграждение за молчание. «Или же властям, – пришло в голову Брунетти после минутного размышления, – а те, в свою очередь, скрыли историю от газет».

Существовала еще возможность, что происшествие объявили делом государственной важности и засекретили, нейтрализовав таким образом прессу. Хотя Митри и не производил впечатления человека, обладающего реальной властью, но комиссар знал, что птицы такого полета часто бывают незаметными, ничем не отличаются от обычных людей. Ему вспомнился бывший политик, в настоящее время находившийся под судом за связи с мафией, – человек, простоватая внешность которого десятилетиями служила мишенью для карикатур.