– Я знал его много лет, с тех пор как стал работать здесь.
– Когда именно это случилось? – поинтересовался Брунетти.
Вьянелло достал из кармана блокнот, открыл его, положил на колени и приготовился записывать.
Доранди повернул голову в сторону и стал разглядывать постер на дальней стене, ища ответ в Рио. Нехотя произнес:
– В январе будет ровно шесть лет.
– Какую должность вы тогда занимали? – спросил Брунетти.
– Ту же, что сейчас, – менеджер.
– Но разве вы не являетесь владельцем?
Доранди улыбнулся:
– По сути – да, формально – нет. Бизнес принадлежит мне, но лицензия – по‑прежнему Dottore Митри.
– Объясните, что это означает?
Доранди снова сверился со спасительным изображением города на стене. Очевидно найдя там ответ, он повернулся к Брунетти:
– Это значит, что я решаю, кого нанимать и кого увольнять, какую рекламу использовать, каковы будут специальные предложения, кроме того, я получаю большую часть дохода.
– Какую именно часть?
– Семьдесят пять процентов.
– А остальное причитается Dottore Митри?
– Да. И арендная плата тоже.
– Это сколько?
– Вы имеете в виду арендную плату? – переспросил Доранди.
– Да.
– Три миллиона лир в месяц.
– А доход?
– Зачем вам все это знать? – поинтересовался Доранди все таким же ровным голосом.
– Пока что, синьор, я понятия не имею, что именно мне нужно знать, а что – нет. Я просто пытаюсь собрать о Dottore Митри и его делах как можно больше информации.
– С какой целью?
– Чтобы лучше понять, почему его убили.
Доранди отреагировал мгновенно:
– Я думал, записка, которую вы нашли, превосходно все объясняет.
Брунетти поднял руку, словно соглашаясь с этим предположением, но все же сказал:
– Полагаю, нам важно выяснить про него как можно больше.
– Ведь записка была, не так ли? – спросил Доранди.
– Откуда вы это знаете, Dottore Доранди?
– Из газет.
Брунетти кивнул:
– Да, записка была.
– В прессе правильно передали текст?
Брунетти, проштудировавший газеты, кивнул.
– Но это же абсурд! – воскликнул Доранди, словно Брунетти сам составил записку. – Мы здесь не занимаемся никакой детской порнографией. Мы не обслуживаем педерастов. Обвинения просто смехотворны!
– Как вы думаете, почему кто‑то мог написать такое, синьор?
– Возможно, из‑за той сумасшедшей, – сказал Доранди, не пытаясь скрыть свое отвращение и раздражение.
– О какой сумасшедшей идет речь? – решил уточнить Брунетти.
Доранди долго молчал, прежде чем ответить, внимательно изучал лицо Брунетти, ища в вопросе подвоха и наконец произнес:
– О той женщине, что бросила камень. Она все это начала. Если б она не выдвигала свои идиотские обвинения – лживые, абсолютно лживые, – ничего бы этого не случилось.
– А они лживые, синьор Доранди?
– Как вы можете задавать подобный вопрос? – Доранди наклонился в сторону Брунетти и возмущенно ответил: – Конечно лживые! Мы не имеем никого отношения к детской порнографии и педерастам!
– Это слова из записки, синьор Доранди.
– Какая разница?
– Обвинения выглядят по‑разному, синьор. Я пытаюсь понять, почему человек, составивший записку, считал, что агентство причастно к педерастии и детской порнографии. |