Мальчики тоже провожали Мерле смущенными взглядами. Дарио сжимал зубы с такой силой, словно хотел разжевать железо. Тициан тщетно пытался сдержать единственную слезу, катившуюся по щеке.

С Лалапеей творилось что-то странное. Ее тело как бы замерло в миг перехода из человека в сфинкса.

Она не сводила глаз с дочери, и у Мерле впервые появилось ощущение, что Лалапея ей не чужая, не просто датская рука внутри водной глади. Это была ее мать. Наконец-то они обрели друг друга.

Фермитракс подошел к балюстраде. Дважды его крылья взметнулись и опустились, словно он проверял их на управляемость.

«Даже он тянет время», — растроганно подумала Мерле.

— Пора, — встревоженно произнесла Королева. — Не то он сейчас разрушит мое тело.

Передние лапы Фермитракса оторвались от пола.

За его спиной раздался крик. Кто-то звал Мерле по имени.

Внизу Сын Матери краем глаза заметил движение обсидианового льва на балюстраде. Из его пасти вырвался первобытный вопль, от которого задрожали зеркальные стены и вспенилась вода на полу.

Серафин бросился вслед за Фермитраксом. В тот миг, когда лев готов был подняться, мальчик тоже оттолкнулся, прыгнул вперед, обеими руками вцепился в шкуру и разом оседлал льва, оказавшись за спиной Мерле.

— Я с тобой! Все равно куда, но я — с тобой!

Лев не дрогнул, не оглянулся. Чудовище их заметило. И, несмотря на второго седока, Фермитракс круто спланировал вниз, прямо на Сына Матери. Тот испустил жуткий вопль. Нужно было положить этому конец. Любой ценой.

— Ты сошел с ума! — только и успела крикнуть на лету Мерле.

— В этом мы похожи! — отозвался Серафин сквозь свист ветра и шум бурлящей вокруг воды.

Мир погружался в грохот бури и сверкающего серебра.

Фермитракс целил в мощный череп Сына Матери. По сравнению с прародителем сфинксов лев казался маленьким, как насекомое. Но это рычащее насекомое, закаленное в лаве Каменного Света, полное решимости и бешеной энергии, являло собой впечатляющее зрелище.

Все остальные, сгрудившись наверху, у балюстрады, глядели вниз. Их лица посерели, как лед, растекавшийся вокруг потоками воды. То, что Сын Матери их обнаружил, уже не играло роли. Что бы ни случилось, от них уже ничего не зависело.

Огромный сфинкс отступил на шаг от статуи своей матери, обернулся и, раскрыв пасть, зарычал на Фермитракса. От его рыка сердце Железного Ока вздрогнуло, высокий зеркальный храм зашатался.

Вода на полу пенилась и бурлила, как в ведьмином котле. Огромное чудовище бесновалось, забыв о прежней осторожности и становясь все опаснее. Тысячелетия оно неподвижно пролежало в глубине Лагуны, Теперь, обретя невероятную энергию, оно могло бы одним ударом прихлопнуть Фермитракса.

Обсидиановый лев увернулся от многопалых лап и подлетел так близко к одной из стен, что Мерле смогла увидеть в зеркале себя и Серафина. Отражение все увеличивалось и увеличивалось и наконец пронеслось мимо, как цветное пятно, когда Фермитракс сделал резкий разворот и помчался обратно. Сфинкс яростно зарычал и попытался поймать льва в воздухе, как назойливого комара, но опять промахнулся. От виражей Фермитракса у Мерле и Серафина перехватило дыхание, но все же назойливый комар снова и снова жалил огромного сфинкса.

Чем ниже они пикировали, тем большей опасности подвергались. Чудовище пыталось поймать их не только пальцами, но и мощными львиными лапами. Один раз Фермитраксу пришлось пролететь между высокими, как башни, ногами бестии. Еще немного — и Сын Матери схватил бы их длинными когтями. Он ослеплял их брызгами и оглушал злобными воплями, вздымая вокруг целые водопады.

Фермитракс вылетел из-под него с другой стороны, достаточно близко от каменной статуи Секмет, чтобы облететь ее и скрыться в ее тени от жутких когтей.