|
И тот, кто ваял эту скульптуру, разбирался в подобных вещах. Как еще объяс-нить намеренно темный цвет кожи святого, который теперь казался персонажем какой-то кол-довской книги? В культе кандомбле у него был помощник, к которому я раньше очень часто обращался. Бог по имени Эшу . В любом храме кандомбле ритуальные церемонии начинались с приветствия Эшу. Глядя на статуэтку и свечу, я вспомнил даже запах бразильских храмов с утоптанными земляными полами. Услышал гул барабанов. Уловил запах блюд, разложенных в качестве под-ношения. Ко мне вернулись все ощущения из прошлого. Вернулось также еще одно воспоминание: о Меррик. – Папа Легба, – громко прошептал я, после чего слегка склонил голову и почувствовал, как кровь прилила к лицу. – Эшу, – также шепотом обратился я к другому божеству. – Пусть вас не обидит то, что я здесь делаю. Я произнес короткую молитву, более привычно звучащую на давно знакомом мне порту-гальском, и попросил не лишать меня доступа в только что открытое царство, ведь я относился к богам кандомбле с неменьшим уважением, чем Меррик. Фигурка, разумеется, осталась неподвижной, светлые стеклянные глаза смотрели прямо на меня, но до сих пор мне редко выпадало лицезреть что-то, столь непостижимым и необъясни-мым образом казавшееся живым. «Наверное, я схожу с ума», – мелькнуло в голове. Но разве не затем я пришел к Меррик, чтобы попросить ее прибегнуть к колдовству? И разве я плохо знаю Меррик? Впрочем, я никак не ожидал стать свидетелем подобных трюков! Я снова вспомнил храм в Бразилии, где провел несколько месяцев, запоминая, какие листья можно подносить в дар божествам, слушая легенды и, наконец, спустя месяцы и месяцы мучительных тренировок танцуя вместе со всеми по часовой стрелке и приветствуя каждое божество особым жестом или танцевальным па. Такие танцы продолжались до тех пор, пока на их участников не снизойдет исступление и они не почувствуют, что божество входит в них, овладевает их душой... А потом наступало пробуждение и человека охватывало восхитительное чувство полного изнеможения... В памяти не оставалось абсолютно никаких воспоминаний о вселившемся в него на короткое время божестве, и потому приходилось полагаться на рассказы очевидцев. Да, конечно... Разве мы не этим здесь занимались – разве не взывали к тем же старым ду-хам? А Меррик лучше других знала все мои сильные и слабые стороны. Мне долго не удавалось оторвать взгляд от лица святого Петра, но наконец я все-таки су-мел это сделать. Я попятился, как делает это любой покидающий святое место, и бесшумно метнулся в спальню. И снова вдохнул явственный цитрусовый аромат флоридской воды, смешанный с запахом рома. Куда подевались ее любимые духи, «Шанель № 22»? Неужели она перестала ими пользо-ваться? Запах флоридской воды был очень силен. Меррик лежала на кровати, погруженная в сон. Похоже, за последний час она даже не шелохнулась. Меня поразило в эту секунду сходство ее наряда – белой блузки и юбки – с классическим одеянием жриц кандомбле. Для полноты кар-тины не хватало только тюрбана на голове. Рядом с ней на столике стояла початая бутылка рома, опустошенная примерно на треть. Все остальное на первый взгляд оставалось по-прежнему. Запах ощущался очень явственно: это означало, скорее всего, что она специально распылила жидкость в комнате, чтобы умилостивить бога. Во сне Меррик выглядела идеально, словно вновь превратилась в маленькую девочку. Ме-ня поразила мысль, что, преврати я ее в вампира, это безукоризненное лицо сохранится таким навеки. Мною овладели страх и омерзение. И впервые за многие годы я вдруг осознал, что спосо-бен без чьей-либо посторонней помощи наделить магической силой вампира кого угодно, будь то она или кто-либо другой. И впервые я понял, насколько чудовищен соблазн. Разумеется, ничего подобного с Меррик не произойдет. |
