|
Что до денег, пусть на первый класс в транспорте или на гранд-отель и не хватало, все же их было достаточно, чтобы иметь возможность перемещаться туда-сюда, не клянча милостыню. Мы вправе, следовательно, сказать, что в какой-то мере они и в этом отношении были удачливы. Им приходилось бороться с трудностями, однако меньше, чем многим, меньше, возможно, чем большинству тех, кто осмеливается тронуться в путь, ведомый побуждениями ясными или смутными. Они все подробно обсудили друг с другом, прежде чем пуститься в это путешествие, постановив себе совершенно хладнокровно взвесить, какую пользу они могут надеяться из него извлечь, каких бед могут опасаться, сохраняя очередность темной и светлой сторон. Единственное убеждение, которое они вынесли из своих дебатов — нелегко отправиться в неизвестное. Камье первым прибыл в назначенное место. В том смысле, что к его прибытию Мерсье там не было. Хотя вообще-то Мерсье упредил его на добрых десять минут. Он протерпел пять минут, отслеживая разные направления, откуда мог появиться его друг, потом решил пойти еще ровно пятнадцать минут погулять. Тем временем Камье, пять минут не видя и не слыша Мерсье, удалился в свой черед на небольшую прогулку. Когда пятнадцать минут спустя он возвратился, то напрасно глазел по сторонам, и понятно почему. Ибо Мерсье, прождав у моря погоды новые пять минут, отлучился снова, чтобы, как он изволил это назвать, немного размяться. Камье проболтался там еще пять минут, затем вновь отбыл, сказав себе: может быть, мы с ним столкнемся на улице. Именно в этот момент Мерсье, запыхавшийся после своей небольшой разминки, которая на сей раз как нарочно уложилась в десять минут, мельком заметил растворяющиеся в утренней мгле очертания, напоминающие очертания Камье — и это действительно был никто иной. К несчастью, фигура исчезла, будто провалилась сквозь булыжник, предоставив Мерсье бдеть дальше. Однако по истечении того, что начинает уже выглядеть как регулярная пятиминутка, он это дело бросил, ощутив необходимость в небольшом моционе. И радость их, таким образом, была одно мгновение безмерна, радость Мерсье и радость Камье, когда после соответственно пяти и десяти минут тревожного рыскания они одновременно дебушировали на площадь и очутились лицом к лицу впервые со вчерашнего вечера. Было девять пятьдесят утра[2]. Иными словами: Приб. Отпр. Приб. Отпр. Приб. Отпр. Приб. Мерсье 9.05 9.10 9.25 9.30 9.40 9.45 9.50 Камье 9.15 9.20 9.35 9.40 9.50 От чего разит ненатуральностью. Они все еще держали друг друга в объятиях, когда с тихой ориентальной внезапностью стал падать дождь. Они бросились поэтому со всех ног в укрытие, имевшее форму пагоды и возведенное здесь для защиты от дождя и прочих напастей, от дурной, одним словом, погоды. В тот же самый миг, что наши герои, в убежище кинулась собака, вскоре за ней последовала и другая. Мерсье и Камье в нерешительности обменялись взглядами. Они хотя и не вдоволь наобнимались, все же находили неудобным начинать заново. А собаки со своей стороны уже вовсю копулировали, с величайшей естественностью. Место, где они очутились, о котором не без труда договорились, что здесь им следует встретиться, было, строго говоря, и не сквером, а, скорее, маленьким общественным садом в средостении запутанного клубка улиц и переулков. Сад являл взору все, что положено: кусты, клумбы, прудики, фонтаны, статуи, лужайки и скамейки в удушающем изобилии. В нем было что-то от лабиринта: гулять утомительно, выйти, для того, кто не посвящен в его секреты, сложно. Вход, разумеется, был простейшей на свете вещью. Приблизительно в центре высился огромный блестящий медный бук, посаженный несколькими веками ранее согласно табличке, грубо приколоченной к стволу, фельдмаршалом Франции с мирной фамилией Сен-Руф. И едва он с этим управился, гласила надпись, как был сражен насмерть пушечным ядром, оставшись до конца верным все тому же безнадежному делу, на поле битвы, имевшем мало общего, с точки зрения ландшафта, с теми, где он добывал себе славу, сперва бригадир, потом лейтенант, если это правильный порядок, в каком добывается слава на поле битвы. |
