| Да, я был взволнован, подсмотрев интимную минуту их жизни, без сомнения повторявшуюся множество раз и ставшую обыденностью, и взволнован тем, что, отпрянув от окна — панна Цивле уже заканчивала макияж, — отпрянув, видимо, лишь ради того, чтобы случайно наступить на крошечный зеленый кустик, растопыренное, спрятавшееся между вьюнком и крыжовником растеньице, и, в смущении сделав шаг назад, я заметил такие же растения, причудливо рассаженные в хорошо освещенных, а главное, хорошо укрытых от соседского глаза местах — зарослях смородины, маленьких прогалинках между обнаглевшими сорняками, а также среди стаек гладиолусов и пионов; словом, обнаружил эту плантацию священной травы, что прибыла к нам из Индии и преследуется, подобно Дионису в Греции. Пожарные тем временем заканчивали резать последний автомобиль, на сей раз извлекая водителя, оказавшегося целым и невредимым, что толпа зевак приняла с покорным разочарованием, а я зашагал дальше, к остановке, собираясь отправиться на Уейщиско и сразу по возвращении домой отыскать те две или три старые фотографии, единственное, что досталось мне от дедушки с бабушкой, чтобы на следующем занятии показать панне Цивле «цитрон» бабки Марии и «мерседес» дедушки Кароля, собственно, не столько даже ей, сколько Яреку, которого снимки и в самом деле могли заинтересовать, а может, и порадовать. Однако тщетно я искал, фотографий нигде не оказалось, вероятно, догадался я, они пропали во время переезда, когда мы с Анулей перебирались с улицы Хшановского на Уейщиско, — небось, отправились на помойку вместе с каким-нибудь пакетом макулатуры, затерявшись среди старых газет, писем и счетов, так что, похоже, мне оставалось лишь повествовать о них панне Цивле во время очередной нашей поездки, и было мне отчего-то обидно, я ощутил себя просто-таки лишенным наследства, ибо что такое утрата дома или имущества в сравнении с утратой последних семейных фотографий, и на следующий урок я шел в весьма мрачном расположении духа, твердо решив больше не рассказывать инструкторше никаких старых автомобильных историй — ни слова, даже шепотом, раз уж снимки пропали, — и мне вдруг почудилось, что я обобран до нитки, но судьба, дорогой пан Богумил, приготовила мне очередной сюрприз, потому что когда я вышел из автобуса на Картуской и поднимался по улочке Совинского, когда я мысленно составлял первую фразу, с которой намеревался в тот день обратиться к панне Цивле: — Простите, но в связи с потерей нескольких семейных фотографий я погружен в глубокую меланхолию и прошу не задавать мне никаких вопросов, ни слова, ни полслова, ни звука!.. — так вот, когда, настроившись таким образом, я подошел к фирме «Коррадо», из «фиатика» инструктора Жлобека высунулась рано поседевшая голова его владельца и раздалось: — Так это вы, что ли, писатель? Прошу ко мне, Цивле пришлось сегодня взять отгул, что ж, поглядим, каковы результаты этой бабской науки. — Дорогой пан Богумил, в тот миг, как и во время первого урока, я ощутил, что жизнь вновь описала круг, а я вдруг вернулся к уже пройденному. — Да-a, посмотришь, как вы устраиваетесь за рулем, сразу ясно — жопа, а не офицер, — неистовствовал инструктор Жлобек, пока я путался в чересчур свободном и чересчур длинном ремне, — ну, одной рукой — это вы курей можете щупать, — он помог мне пристегнуться, — давайте-ка трогайтесь, это вам не политехнический, здесь думать надо! — почти заорал он, поскольку мотор моментально заглох, — господин писатель, — веселился он, весьма собой довольный, — чтобы водить машину, яйца нужны, а не резинка от порток, да еще дамских, ну что, оставила вас в целках наша Железная Леди, наша дамка-в-рамке, наша штучка-в-заде-ключик на колесах? — Вот что, — буркнул я злобно, — заткнитесь, Жлобек, мне наплевать на ваши эстетические взгляды, а будете на нервы действовать, разобью вашу таратайку на первом же перекрестке, — и сам себе удивлялся, дорогой пан Богумил, откуда у меня такие речи и такой гонор, откуда вдруг такое вдохновенное и запредельное хамство, но оказалось, что я совершил ошибку, за которую дорого поплатился, ибо, услыхав подобное заявление, Жлобек — нет, вы только подумайте, это ничтожество! — сразу принял меня за своего, так что я, как говорится, за свое и получил; да, пан Богумил, это было поистине повторение армейских уроков, мое dèjá vu, сентиментальное путешествие к университетским истокам, ибо, сидя теперь в «фиатике» рядом с инструктором Жлобеком, который то и дело похлопывал меня по плечу и прямо в ухо выкрикивал неприличные анекдоты, я вспомнил, как туманным утром шагал к Военной академии через спящий Вжещ по улице Лелевеля, застывал в шеренге по стойке «смирно», затем маршировал в аудиторию, где майор Толстоус разъяснял нам, сколь губительные последствия оказывают на обороноспособность страны длинные волосы, где поручик Цацка демонстрировал, как вести себя при ядерном ударе, где полковник Видейко растолковывал премудрости ленинской и брежневской доктрины, и все выражались почти как инструктор Жлобек, так же громогласно смеялись собственным шуткам, так же фамильярно подмигивали, затрагивая в своих рассуждениях одну из двух неизменно смежных тем, а именно пьянство и блядство, так же жаждали быть с нами на дружеской ноге, презирая при этом всё, что хоть немного отдавало гуманитарными науками. |
