Джулия ничего не ответила, она стояла и смотрела. Слезы текли у нее по щекам, она смахнула их, а потом очень медленно и осторожно подняла пакет.

– Я положил ее сюда, как только мне ее прислали, – объяснил Йерлоф. – Может быть, какие-нибудь отпечатки пальцев…

– Я понимаю, – ответила Джулия.

Как это все легко, как это все просто, когда, к примеру, мать надевает сандалию своему маленькому сыну, такую, скажем, как эта. Сначала ей надо просто дойти до двери, поднять ее с пола, ни минуты не задумываясь о том, что это действие может означать что-то особенное. Потом надо встать перед сыном, наклониться, почувствовать тепло его тела, взять его за ножку. А он в это время крепко возьмется своей ручкой за мать и будет молча стоять или что-нибудь говорить, какую-нибудь детскую чепуху, которую она в общем-то и не слушает. А если и слушает, то вполуха. Потому что она думает о чем-то другом: например, о счетах, которые надо оплатить, что надо купить продуктов или о мужчине.

– Я сама научила Йенса надевать сандалии, – сказала Джулия. – На это ушло почти все лето, но к осени он уже справлялся сам.

Джулия по-прежнему держала в руке маленькую сандалию.

– Поэтому он и сумел в тот день выбраться на улицу… Сам надел эти чертовы сандалии. Если бы я, дура, его не научила, у него бы ничего не вышло…

– Не надо так думать.

– Я хочу сказать, хочу сказать… что я его научила, чтобы сэкономить немного времени, – оправдывалась Джулия, – для себя самой.

– Не надо себя винить, Джулия, – сказал Йерлоф.

– Возможно, – ответила она, не глядя на отца, – но именно этим я и занимаюсь последние двадцать лет.

В комнате стало совсем тихо. Джулия вдруг внезапно поняла, что ее изувеченная психика больше не показывает ее внутреннему зрению маленькие выбеленные кости на берегу у Стэнвика. Она увидела своего сына живым. Как он наклоняется и очень серьезно решает сложную задачу – сам надевает сандалии, пока еще неловкими пальцами, и как для него трудно это сделать.

– Кто ее нашел? – прервала молчание Джулия и посмотрела на Йерлофа.

– Да я не знаю. Просто прислали по почте.

– А кто?

– Адресат не был указан, – ответил Йерлоф. – Обычный конверт из коричневой бумаги и смазанный штемпель, но я так думаю, что послали с Эланда.

– Записки не было?

– Нет, ничего, – пожал плечами Йерлоф.

– И ты понятия не имеешь, кто ее послал?

– Нет, – сказал Йерлоф, но отвел взгляд и старался не смотреть на Джулию. Он упорно разглядывал стол и, похоже, не собирался продолжать. Создавалось впечатление, что Йерлоф знал что-то еще, но не хотел говорить.

Джулия вздохнула.

– Но нам надо кое-что сделать, – выпалил Йерлоф и опять замолчал.

– Например? – спросила Джулия.

– Ну…

Йерлоф замолчал, моргнул и с растерянным видом посмотрел на Джулию. Можно было подумать, что он забыл, зачем вообще ее сюда позвал.

А Джулия тем более не имела ни малейшего представления относительно того, чем им предстоит заняться, и поэтому тоже молчала. Неожиданно она осознала, что даже толком и не разглядела комнату своего отца. До этого ее слишком занимал пакет с сандалией, который она по-прежнему держала в руке.

Теперь женщина осмотрелась. Как медсестра, она быстро приметила, где вмонтированы в стены кнопки экстренного вызова персонала, а как дочь, обратила внимание, что Йерлоф привез сюда из дома свои морские воспоминания. Три таблички лакированного дерева с названиями «Морской рыцарь», «Ветер» и «Северный» висели над черно-белыми фотографиями этих кораблей.