Если бы не знал, что умрет. Перед смертью все кажется немножечко иным. И... и допустим, будь у него больше времени, он бы подумал, что не достоин. Кто он, и кто я... кто мы оба перед лицом вечности? Какие глупые мысли.

А сухие розы ощерились шипами.

...улыбается.

И я улыбаюсь в ответ. Не хочу, потому что улыбающаяся невеста выглядит сущей идиоткой, только не получается... все будет хорошо.

Когда-нибудь.

У кого-нибудь... и скепсис во взгляде Вильгельма лишь заставляет стиснуть зубы. Не позволю... не знаю, как, но я не позволю ему умереть. А потом... как-нибудь... не уживемся? И ладно, разводы не запрещены... главное, чтобы жил.

Голос Монка доносится откуда-то сверху.

Или сбоку.

Он далекий, как звон колоколов...

...в этой церкви многие собрались, чтобы посмотреть на невесту, которую молодой барон привез из-за моря. Поговаривали, будто у этой невесты все тело покрыто шерстью и хвост имеется, а женился он, потому как девка - не просто так девка.

Ведьма.

Сильная.

Колокола гудели. И толпа у церкви волновалась. Первые ряды смыкались теснее, не желая пропускать остальных. Во-первых, любопытно было всем, во-вторых, поговаривали, что за хвостатой невестой батюшка ее, изрядный язычник, но богатый, дал два воза золота, а еще серебра немеряно. И это серебро по старой традиции будут в толпу кидать.

Я вздохнула.

И осмотрелась.

Храм был... и не был. Было здание, но лишенное силы, обездоленное. И я, чувствуя боль его, коснулась колонны. Сквозь колючую ткань перчаток - местные одеяния пусть и отличались роскошью, но были на редкость неудобны - я ощутила холодный камень.

Проснись.

И живи... я наклонилась, касаясь этого камня губами, наполняя его своим дыханием. И сила, спавшая во мне, очнулась, потянулась, переливаясь в пустой сосуд.

Да, так будет хорошо.

Замолчали жрецы. Громкие и шумные. Пустые, как их храм, хотя и обряженные в богатые одежды. Мне были не понятны они, а они, я чувствовала, не понимали меня. Но мой супруг, мужчина, который держал меня за руку, взмахнул, и песнопения продолжились.

Хорошо.

Он заглянул мне в глаза и спросил:

- Что ты сделала?

- Место, - мне было легко говорить с ним, поскольку он видел и знал куда больше других людей. И что самое удивительное, это знание не испугало и не отвратило его. - Пустое. Было. Теперь Она придет.

Он кивнул.

Он склонил голову, окинув храм новым взглядом, и произнес:

- Тогда надо подготовить ей дом... еще один.

...здешние дома, возведенные из серого камня, были строги и темны. Они напоминали мне то самое платье, в которое меня облачили служанки, - тяжелое и тесное.

Пусть.

Так надо.

Он сказал, а я верю и буду терпеть.

- Уже недолго осталось, - мой муж умел улыбаться, и в глазах его загорались алые искры силы. - Потерпи...

Терплю.

И склоняю голову, позволяя водрузить на нее тяжелый венец. Целую крест. Иду за толстым жрецом, который поглядывает на меня со смесью любопытства, отвращения и брезгливости. Я прощаю ему...

...на плечи ложится меховая шуба.

А муж мой, прижав меня к себе, говорит:

- Теперь никто не осмелится косо на тебя посмотреть...

Осмелятся. Мы оба знаем. Но... этот обряд по обычаю его земли защитит меня и перед законом, и, отчасти, перед людьми. Поэтому... пускай.

Он насыпает мне в ладонь монеты, звонкую медь, в которой поблескивают кусочки серебра.

- Радуйтесь! - я уже немного понимаю жесткий неприятный язык его народа. - Славьте баронессу...

Я кидаю монеты.

Черпаю и кидаю.

Люди воют. Бросаются под ноги. Затевается драка и льется кровь... пускай, этой земле кровь нужна. И я, улыбаясь уже по-настоящему счастливо, зачерпываю новую горсть.