Как знать...

Главное, что утром следующего дня я вздрагиваю от громкой бравой музыки гимна. Откуда... впрочем, гадать нет смысла.

Позевывает, прислонившись к стене, так и недоуматеренный Вильгельм. Привычно прячется в тени Монк, а Гюнтер стоит, сцепив руки на груди. На глазах его блестят слезы, а взгляд затуманен.

- Разве это не прекрасно? - обращается он к радио. Музыка летит из ящика, а когда гимн затихает, то бодрый голос диктора желает всем гражданам Империи доброго утра.

...в полдень передадут запись обращения Его Великоимператорского Величества ко всем подданным, ибо в час величайшей скорби, связанной с кончиной Магистра храма, им следует объединиться и поддержать друг друга в этаком горе.

И речь хороша.

Даже я почти прониклась, что уж говорить про Гюнтера, который императора слушал стоя, вытянувшись и голову задрав. И черный костюм сидел на нем, что форма...

- Значит, все же началось, - это говорит Вильгельм, почесывая кончик носа. Он тоже слушает Императора, как, наверное, слушают все, от пауков на чердаке до крыс в погребе, ибо громкость, поставленная Гюнтером, такова, что не слушать невозможно. А убавить не даст, верноподданный он наш. - Ничего... полезно, наверное, будет...

...церковь ждут перемены, и для постороннего глаза, подозреваю, будут они малозаметны. И я не могу сказать, пойдут ли на пользу церкви. Мне предстоит заняться собственным храмом.

Я ведь обещала.

Пока я лишь убралась в старом, стирая все следы произошедшего, но этого мало... ничтожно мало...

...ты засранец, - Вильгельм ходит в склеп, где беседует с телом моего супруга, а я старательно пытаюсь свыкнуться с мыслью, что он все-таки мертв.

И чуда не будет.

Чудеса - они ведь не случаются по расписанию.

- Мог бы уже ногой пошевелить или рукой там... моргнуть хотя бы... ты вообще в курсе, что тебе посмертную отставку дали? Не хотели, заразы, но я намекнул, что тогда и я жалобу подам... и от меня избавиться хотят. Как думаешь, папаша мой случаем воспользовался?

Я тихонько отступила.

Не хватало помешать этой почти дружеской беседе.

- Наверняка он подсуетился... вчера письмецо доставили. Откуда узнал? Главное, пишет, мол, что уже почти при смерти и дела надо передать. Мне, раз уж с инквизицией не сложилось, стоит обратить внимание на семью... в гробу я его видел с семьей вместе.

...письмо доставили вчера нарочным. Я помню плотный конверт с круглой восковой печатью, и тяжкий вздох Монка, и взгляд его, беззащитный, беспомощный...

Монка я скормлю директрисе приюта.

Нет, чек чеком, но... почему-то сейчас мне этого кажется недостаточно. Вот пусть сходит, займется делом, заодно и, глядишь, очнется от своего полусна. Я где-то понимала его. Оставленный светом, он чувствовал себя брошенным, и это было несправедливо. Милосердно, со стороны того, кого он почитал божеством, но несправедливо. Сам Монк предпочел бы умереть, однако...

...ему придется жить.

Так почему бы не здесь? Жрец нам тоже в хозяйстве пригодится.

- Представляешь, он заявил, что вопрос поставлен, и вот-вот меня признают недееспособным... меня... и самое поганое, что теперь у него может получится... чего уж проще, объявить сумасшедшим? Кто поверит безумцу, если вдруг рот раскрою?

Я задерживаюсь ненадолго.

Мне кажется, Вильгельм подозревает, что он не один, но сейчас ему плевать.

- Мне всю жизнь казалось, что уж здесь-то он меня не достанет... а нет... он умеет ждать. И находить правильных людей. Другое дело, чем он платит, но... какая разница?

Из кармана Вильгельм вытащил шило и воткнул в бок мертвеца. Тот, как и следовало ожидать, не шелохнулся. Следовательно...

- Засранец, - вздохнул Вильгельм. - Редкостный... на Островах мне рады не особо будут... что остается? Колонии? Может, оно и к лучшему... съезжу.