Изменить размер шрифта - +
  Несколько
мужиков, по обыкновению, зевали, сидя  на  лавках  перед  воротами  в  своих
овчинных тулупах. Бабы с толстыми лицами и перевязанными грудями смотрели из
верхних окон; из нижних глядел теленок  или  высовывала  слепую  морду  свою
свинья. Словом, виды известные. Проехавши пятнадцатую версту,  он  вспомнил,
что здесь, по словам Манилова, должна быть его деревня,  но  и  шестнадцатая
верста пролетела мимо, а деревни все не было видно, и если бы не два мужика.
попавшиеся навстречу, то вряд ли бы довелось им потрафить на лад. На вопрос,
далеко ли деревня Заманиловка, мужики сняли шляпы, и  один  из  них,  бывший
поумнее и носивший бороду клином, отвечал:
     - Маниловка, может быть, а не Заманиловка?
     - Ну да, Маниловка.
     - Маниловка! а как проедешь еще одну версту, так вот тебе, то есть, так
прямо направо.
     - Направо? - отозвался кучер.
     - Направо, - сказал мужик. - Это  будет  тебе  дорога  в  Маниловку;  а
Заманиловки никакой нет. Она зовется так, то есть ее прозвание Маниловка,  а
Заманиловки тут вовсе нет. Там прямо на горе увидишь дом,  каменный,  в  два
этажа, господский дом, в котором, то есть, живет сам господин. Вот это  тебе
и есть Маниловка, а Заманиловки совсем нет никакой здесь и не было.
     Поехали отыскивать Маниловку. Проехавши две версты,  встретили  поворот
на проселочную дорогу, но уже и  две,  и  три,  и  четыре  версты,  кажется,
сделали, а каменного дома в два этажа все еще не  было  видно.  Тут  Чичиков
вспомнил, что если приятель приглашает к себе в деревню за пятнадцать верст,
то значит, что к ней есть верных тридцать. Деревня Маниловка немногих  могла
заманить своим местоположением. Дом господский стоял одиночкой  на  юру,  то
есть на возвышении, открытом всем ветрам, какие  только  вздумается  подуть;
покатость горы, на которой он стоял, была одета подстриженным дерном. На ней
были разбросаны по-английски две-три  клумбы  с  кустами  сиреней  и  желтых
акаций;  пять-шесть  берез  небольшими   купами   кое-где   возносили   свои
мелколистные жиденькие вершины. Под  двумя  из  них  видна  была  беседка  с
плоским зеленым куполом, деревянными голубыми колоннами  и  надписью:  "Храм
уединенного размышления"; пониже пруд, покрытый зеленью, что, впрочем, не  в
диковинку в аглицких садах русских помещиков. У подошвы этого возвышения,  и
частию по самому скату, темнели вдоль и поперек серенькие бревенчатые  избы,
которые герой наш, неизвестно по каким причинам,  в  ту  ж  минуту  принялся
считать и насчитал более двухсот; нигде между  ними  растущего  деревца  или
какой-нибудь зелени; везде глядело только  одно  бревно.  Вид  оживляли  две
бабы, которые, картинно подобравши платья и  подтыкавшись  со  всех  сторон,
брели по колени в пруде, влача за два деревянные кляча  изорванный  бредень,
где видны были два запутавшиеся рака и  блестела  попавшаяся  плотва;  бабы,
казались, были между собою в ссоре и за что-то  перебранивались.  Поодаль  в
стороне темнел каким-то скучно-синеватым цветом  сосновый  лес.  Даже  самая
погода весьма кстати прислужилась: день был не то ясный, не  то  мрачный,  а
какого-то светло-серого  цвета,  какой  бывает  только  на  старых  мундирах
гарнизонных солдат, этого, впрочем, мирного войска, но отчасти нетрезвого по
воскресным дням.
Быстрый переход