Несколько
мужиков, по обыкновению, зевали, сидя на лавках перед воротами в своих
овчинных тулупах. Бабы с толстыми лицами и перевязанными грудями смотрели из
верхних окон; из нижних глядел теленок или высовывала слепую морду свою
свинья. Словом, виды известные. Проехавши пятнадцатую версту, он вспомнил,
что здесь, по словам Манилова, должна быть его деревня, но и шестнадцатая
верста пролетела мимо, а деревни все не было видно, и если бы не два мужика.
попавшиеся навстречу, то вряд ли бы довелось им потрафить на лад. На вопрос,
далеко ли деревня Заманиловка, мужики сняли шляпы, и один из них, бывший
поумнее и носивший бороду клином, отвечал:
- Маниловка, может быть, а не Заманиловка?
- Ну да, Маниловка.
- Маниловка! а как проедешь еще одну версту, так вот тебе, то есть, так
прямо направо.
- Направо? - отозвался кучер.
- Направо, - сказал мужик. - Это будет тебе дорога в Маниловку; а
Заманиловки никакой нет. Она зовется так, то есть ее прозвание Маниловка, а
Заманиловки тут вовсе нет. Там прямо на горе увидишь дом, каменный, в два
этажа, господский дом, в котором, то есть, живет сам господин. Вот это тебе
и есть Маниловка, а Заманиловки совсем нет никакой здесь и не было.
Поехали отыскивать Маниловку. Проехавши две версты, встретили поворот
на проселочную дорогу, но уже и две, и три, и четыре версты, кажется,
сделали, а каменного дома в два этажа все еще не было видно. Тут Чичиков
вспомнил, что если приятель приглашает к себе в деревню за пятнадцать верст,
то значит, что к ней есть верных тридцать. Деревня Маниловка немногих могла
заманить своим местоположением. Дом господский стоял одиночкой на юру, то
есть на возвышении, открытом всем ветрам, какие только вздумается подуть;
покатость горы, на которой он стоял, была одета подстриженным дерном. На ней
были разбросаны по-английски две-три клумбы с кустами сиреней и желтых
акаций; пять-шесть берез небольшими купами кое-где возносили свои
мелколистные жиденькие вершины. Под двумя из них видна была беседка с
плоским зеленым куполом, деревянными голубыми колоннами и надписью: "Храм
уединенного размышления"; пониже пруд, покрытый зеленью, что, впрочем, не в
диковинку в аглицких садах русских помещиков. У подошвы этого возвышения, и
частию по самому скату, темнели вдоль и поперек серенькие бревенчатые избы,
которые герой наш, неизвестно по каким причинам, в ту ж минуту принялся
считать и насчитал более двухсот; нигде между ними растущего деревца или
какой-нибудь зелени; везде глядело только одно бревно. Вид оживляли две
бабы, которые, картинно подобравши платья и подтыкавшись со всех сторон,
брели по колени в пруде, влача за два деревянные кляча изорванный бредень,
где видны были два запутавшиеся рака и блестела попавшаяся плотва; бабы,
казались, были между собою в ссоре и за что-то перебранивались. Поодаль в
стороне темнел каким-то скучно-синеватым цветом сосновый лес. Даже самая
погода весьма кстати прислужилась: день был не то ясный, не то мрачный, а
какого-то светло-серого цвета, какой бывает только на старых мундирах
гарнизонных солдат, этого, впрочем, мирного войска, но отчасти нетрезвого по
воскресным дням. |