Изменить размер шрифта - +


ГЛАВА ВТОРАЯ

     Уже  более  недели  приезжий  господин  жил  в  городе,  разъезжая   по
вечеринкам и обедам и таким образом проводя, как  говорится,  очень  приятно
время. Наконец он  решился  перенести  свои  визиты  за  город  и  навестить
помещиков Манилова и Собакевича, которым  дал  слово.  Может  быть,  к  сему
побудила его другая,  более  существенная  причина,  дело  более  серьезное,
близшее к сердцу... Но обо всем этом читатель узнает  постепенно  и  в  свое
время, если только будет иметь терпение прочесть предлагаемую повесть, очень
длинную, имеющую после раздвинуться шире и просторнее по мере приближения  к
концу, венчающему дело. Кучеру Селифану отдано было приказание  рано  поутру
заложить лошадей в известную  бричку;  Петрушке  приказано  было  оставаться
дома, смотреть за  комнатой  и  чемоданом.  Для  читателя  будет  не  лишним
познакомиться с сими двумя крепостными людьми нашего героя.  Хотя,  конечно,
они лица не так  заметные,  и  то,  что  называют  второстепенные  или  даже
третьестепенные, хотя главные ходы и пружины поэмы не на  них  утверждены  и
разве кое-где касаются и легко зацепляют их, - но  автор  любит  чрезвычайно
быть обстоятельным во всем и с этой стороны, несмотря на то что сам  человек
русский, хочет быть аккуратен, как немец.  Это  займет,  впрочем,  не  много
времени и места, потому что  не  много  нужно  прибавить  к  тому,  что  уже
читатель знает, то есть что Петрушка ходил в  несколько  широком  коричневом
сюртуке с барского плеча и имел по обычаю людей своего звания, крупный нос и
губы. Характера он был больше молчаливого,  чем  разговорчивого;  имел  даже
благородное побуждение к  просвещению,  то  есть  чтению  книг,  содержанием
которых не  затруднялся:  ему  было  совершенно  все  равно,  похождение  ли
влюбленного героя, просто букварь или молитвенник, - он все читал  с  равным
вниманием; если бы ему подвернули химию, он и от нее бы  не  отказался.  Ему
нравилось не то, о чем читал он, но больше самое чтение, или, лучше сказать,
процесс самого чтения, что вот-де из букв вечно выходит какое-нибудь  слово,
которое иной раз черт знает что и значит. Это  чтение  совершалось  более  в
лежачем положении в передней, на кровати и на тюфяке, сделавшемся от  такого
обстоятельства убитым и тоненьким, как лепешка. Кроме страсти к  чтению,  он
имел еще два обыкновения, составлявшие две другие его характерические черты:
спать не раздеваясь, так, как есть, в том же  сюртуке,  и  носить  всегда  с
собою  какой-то  свой  особенный   воздух,   своего   собственного   запаха,
отзывавшийся несколько жилым покоем, так  что  достаточно  было  ему  только
пристроить где-нибудь свою кровать, хоть даже в необитаемой дотоле  комнате,
да перетащить туда шинель и пожитки, и уже казалось, что в этой комнате  лет
десять жили люди.  Чичиков,  будучи  человек  весьма  щекотливый  и  даже  в
некоторых случаях привередливый, потянувши  к  себе  воздух  на  свежий  нос
поутру, только помарщивался да встряхивал головою, приговаривая: "Ты,  брат,
черт тебя знает, потеешь, что ли.
Быстрый переход