.. Собакевич все слушал, наклонивши голову, - и что, однако же,
при всей справедливости этой меры она бывает отчасти тягостна для многих
владельцев, обязывая их взносить подати так, как бы за живой предмет, и что
он, чувствуя уважение личное к нему, готов бы даже отчасти принять на себя
эту действительно тяжелую обязанность. Насчет главного предмета Чичиков
выразился очень осторожно: никак не назвал души умершими, а только
несуществующими.
Собакевич слушал все по-прежнему, нагнувши голову, и хоть бы что-нибудь
похожее на выражение показалось на лице его. Казалось, в этом теле совсем не
было души, или она у него была, но вовсе не там, где следует, а, как у
бессмертного кощея, где-то за горами и закрыта такою толстою скорлупою, что
все, что ни ворочалось на дне ее, не производило решительно никакого
потрясения на поверхности
- Итак?.. - сказал Чичиков, ожидая не без некоторого волнения ответа.
- Вам нужно мертвых душ? - спросил Собакевич очень просто, без
малейшего удивления, как бы речь шла о хлебе.
- Да, - отвечал Чичиков и опять смягчил выражение, прибавивши: -
несуществующих.
- Найдутся, почему не быть... - сказал Собакевич.
- А если найдутся, то вам, без сомнения... будет приятно от них
избавиться?
- Извольте, я готов продать, - сказал Собакевич, уже несколько
приподнявши голову и смекнувши, что покупщик, верно, должен иметь здесь
какую-нибудь выгоду.
"Черт возьми, - подумал Чичиков про себя, - этот уж продает прежде, чем
я заикнулся!" - и проговорил вслух:
- А, например, как же цена? хотя, впрочем, это такой предмет... что о
цене даже странно...
- Да чтобы не запрашивать с вас лишнего, по сту рублей за штуку! -
сказал Собакевич.
- По сту! - вскричал Чичиков, разинув рот и поглядевши ему в самые
глаза, не зная, сам ли он ослышался, или язык Собакевича по своей тяжелой
натуре, не так поворотившись, брякнул вместо одного другое слово.
- Что ж, разве это для вас дорого? - произнес Собакевич и потом
прибавил: - А какая бы, однако ж, ваша цена?
- Моя цена! Мы, верно, как-нибудь ошиблись или не понимаем друг друга,
позабыли, в чем состоит предмет. Я полагаю с своей стороны, положа на руку
на сердце: по восьми гривен за душу, это самая красная ценз!
- Эк куда хватили - по восьми гривенок!
- Что ж, по моему суждению, как я думаю, больше нельзя.
- Ведь я продаю не лапти.
- Однако ж согласитесь сами: ведь это тоже и не люди.
- Так вы думаете, сыщете такого дурака, который бы вам продал по
двугривенному ревизскую душу?
- Но позвольте: зачем вы их называете ревизскими, ведь души-то самые
давно уже умерли, остался один неосязаемый чувствами звук. |