Изменить размер шрифта - +
.. Собакевич все слушал, наклонивши голову, - и  что,  однако  же,
при всей справедливости этой меры она бывает  отчасти  тягостна  для  многих
владельцев, обязывая их взносить подати так, как бы за живой предмет, и  что
он, чувствуя уважение личное к нему, готов бы даже отчасти принять  на  себя
эту действительно тяжелую  обязанность.  Насчет  главного  предмета  Чичиков
выразился  очень  осторожно:  никак  не  назвал  души  умершими,  а   только
несуществующими.
     Собакевич слушал все по-прежнему, нагнувши голову, и хоть бы что-нибудь
похожее на выражение показалось на лице его. Казалось, в этом теле совсем не
было души, или она у него была, но вовсе не  там,  где  следует,  а,  как  у
бессмертного кощея, где-то за горами и закрыта такою толстою скорлупою,  что
все, что ни  ворочалось  на  дне  ее,  не  производило  решительно  никакого
потрясения на поверхности
     - Итак?.. - сказал Чичиков, ожидая не без некоторого волнения ответа.
     - Вам  нужно  мертвых  душ?  -  спросил  Собакевич  очень  просто,  без
малейшего удивления, как бы речь шла о хлебе.
     - Да, - отвечал  Чичиков  и  опять  смягчил  выражение,  прибавивши:  -
несуществующих.
     - Найдутся, почему не быть... - сказал Собакевич.
     - А если найдутся,  то  вам,  без  сомнения...  будет  приятно  от  них
избавиться?
     -  Извольте,  я  готов  продать,  -  сказал  Собакевич,  уже  несколько
приподнявши голову и смекнувши, что  покупщик,  верно,  должен  иметь  здесь
какую-нибудь выгоду.
     "Черт возьми, - подумал Чичиков про себя, - этот уж продает прежде, чем
я заикнулся!" - и проговорил вслух:
     - А, например, как же цена? хотя, впрочем, это такой предмет...  что  о
цене даже странно...
     - Да чтобы не запрашивать с вас лишнего, по  сту  рублей  за  штуку!  -
сказал Собакевич.
     - По сту! - вскричал Чичиков, разинув рот  и  поглядевши  ему  в  самые
глаза, не зная, сам ли он ослышался, или язык Собакевича  по  своей  тяжелой
натуре, не так поворотившись, брякнул вместо одного другое слово.
     - Что ж, разве это  для  вас  дорого?  -  произнес  Собакевич  и  потом
прибавил: - А какая бы, однако ж, ваша цена?
     - Моя цена! Мы, верно, как-нибудь ошиблись или не понимаем друг  друга,
позабыли, в чем состоит предмет. Я полагаю с своей стороны, положа  на  руку
на сердце: по восьми гривен за душу, это самая красная ценз!
     - Эк куда хватили - по восьми гривенок!
     - Что ж, по моему суждению, как я думаю, больше нельзя.
     - Ведь я продаю не лапти.
     - Однако ж согласитесь сами: ведь это тоже и не люди.
     - Так вы думаете, сыщете  такого  дурака,  который  бы  вам  продал  по
двугривенному ревизскую душу?
     - Но позвольте: зачем вы их называете ревизскими,  ведь  души-то  самые
давно уже умерли, остался один неосязаемый чувствами звук.
Быстрый переход