Они спали на шкурах или на кроватях, скрючившись у огня в очень холодную погоду, или во второй «комнате», когда температура была выше. Ответвление они использовали в основном как склад. Они рано нашли городскую свалку, и теперь пещеру украшали всякие находки – небольшой плуг со сломанной ручкой, мотыги, грабли и вилы с растопыренными или сломанными зубьями. В одном углу до середины стены доходила куча металлолома: старая сбруя, лопаты, кочерги, ведра с гвоздями и ключами, утюги, дверные ручки, оконная фурнитура, замки, кастрюли и сковородки, куски битого фарфора, кукла, ложа, колеса без ободков, монтировки, кнуты, пряжки, ремни, ножи, топоры. Они почти ничего из этого не использовали, но зачем-то собрали эту кучу и оберегали ее как зеницу ока.

За ней была еще одна куча – вся одежда, снятая ими с трупов, – тоже практически до середины стены. Они подбирали предмет из вороха, носили его, покуда он не терял всякий вид, а затем брали что-нибудь новое, рванье запихивая в самый низ. Тряпки в основании кучи заплесневели и вскоре предоставили приют ордам насекомых, плодя расползавшиеся по каменному дому полчища тараканов, клопов и слепней, быстро наглевших и жиревших на подножном корму из пещерных отбросов и свежего человеческого кала.

Была там и еще одна горка – сложенная из костей, начисто обглоданных и тускло желтевших в сырой, затхлой, удушливой атмосфере; и еще – куча шкур и инструментов для скобления и дубления. Шкуры сильно различались по форме и размеру. Но многие из них были длинными, тонкими и тускло-желтоватыми.

Мужчина обдумал все это с большим удовлетворением. Он надел рваные джинсы и вспомнил, что сказала женщина. Теперь их было трое плюс трое. Эти люди заполнят клетку и восполнят потери, нанесенные двумя ночами ранее. Он нахмурился при мысли о том, что натворили дети. Никогда мелким не разрешалось убивать без присмотра и в одиночку. С их стороны было неправильно даже пытаться.

Ну ничего, за свою провинность они понесли заслуженное наказание, так что сегодня подобное уже не повторится. Одного за другим, от старшего к младшему, основательно поколотили на глазах у остальных; присутствовавшие при экзекуции восхищенно следили за страданиями своих братьев и сестер, хотя при этом с ужасом предвкушали собственные мучения. В итоге все оказались в кровь избитыми.

К тому моменту, когда мужчина натянул на ноги ботинки, давно снятые им с одного жирного краснорожего рыбака, из внутренней пещеры вышли братья, а следом – четверка детей. Он крякнул им в знак приветствия, а затем закончил натягивать ботинки на лодыжки. Теперь у него был от них секрет. Ему нравилось ждать, а потом – огорошивать всех.

Первый из вышедших оказался громадным мужчиной ростом более шести футов. Он был совершенно лыс; под высоким куполообразным лбом не было даже бровей. В равной степени были лишены растительности его лицо и голая грудь. У него были покатые могучие плечи – мышцы на них вздулись и будто пульсировали при каждом движении. Шея лысого вся состояла из сплетенных жил. Глаза у него были странного водянисто-синего оттенка.

Лысый подобрал себе в заднем помещении подходящее оружие и сейчас опоясывал свою тушу толстым, позеленевшим от плесени кожаным кушаком. Покончив с этой процедурой, он заткнул за пояс по бокам по длинному охотничьему ножу и хлопнул себя по пузу – мол, готов.

Шедший следом за ним мужчина оказался поменьше габаритами – худой, поджарый, с ввалившимися щеками и редкой бороденкой. Его внешне довольно хлипкое телосложение словно пыталось компенсировать мясистые, отвислые губы, придающие ему вид человека с постоянно открытым ртом. Как и у брата, сидящего рядом с костром, волосы у него были длинные, нечесаные и сальные, намного более жидкие. Взгляд поджарого казался пустым и каким-то безотрадным. Его мелкие поросячьи глазки обретали выражение только тогда, когда кто-нибудь неподалеку истекал кровью или отдавал концы.