- Вора опознали? - вяло поинтересовался судья, головная боль которого стала наконец понемногу утихать - то ли снадобье подействовало, то ли сама собой улеглась.

    - Опознали, опознали! Торговец сладостями Фан Юйши, его все знают, честнейший человек, хоть и торговец! Я ж и говорю, - видать, умом тронулся. Раньше я у него рисовые колобки с тмином брал, а теперь уж и не знаю, где покупать! Да и вообще, сами видите, высокоуважаемый сянъигун, что у нас в уезде творится, а в последнее время, говорят, и по всей Поднебесной...

    - Почему Фу мне не доложил? - прервал сюцая судья.

    - Не хотел вас беспокоить, высокоуважаемый сянъигун! Дело-то ясное, вор известен и к тому же мертв...

    Но судья Бао уже вновь перестал слушать болтовню Сингэ Третьего. Было в этих двух дурацких происшествиях что-то сходное, что выстраивало их в одну цепочку, делая смежными звеньями, и судья Бао почувствовал знакомый охотничий азарт, когда в полной бессмыслице нагромождения фактов, незначительных деталей, свидетельских показаний, улик вдруг сойдутся друг с другом несколько фрагментов разобранной головоломки, притрутся совершенно неожиданными углами, и ты понимаешь, что ухватился за нужную нить, и теперь надо тянуть, тянуть - только осторожно, чтобы не оборвать...

    Дикий и на первый взгляд бессмысленный поступок Восьмой Тетушки, закончившийся ее самоубийством; и не менее дикий поступок уважаемого торговца Фан Юйши, а в итоге - нож в сердце. Вот что роднило два эти дела - внешняя бессмысленность и самоубийство исполнителя в конце!

    - Пройдусь-ка я на площадь, - пробормотал судья скорее самому себе и не спеша вышел из канцелярии.

    ***

    - Достопочтенный сянъигун Бао?

    Вопрос был излишним - в Нинго спутать судью Бао с кем-либо другим мог только слепой. Судья неторопливо обернулся. И, в свою очередь, сразу узнал этого пожилого монаха в оранжевой кашье. Преподобный Бань, ставленник тайной службы, немного телохранитель и уж наверняка соглядатай при сиятельном Чжоу-ване - который, однако, ничего не успел сделать во время недавнего побоища.

    Не успел?

    Не смог?

    Не захотел?

    - Да, это я, преподобный отец, - кивнул выездной следователь, почтительно складывая ладони перед грудью. - Вот уж и впрямь - известно вам тайное и явное! Я как раз хотел переговорить с вами. Вы ведь, насколько я знаю, принимали монашество и затем проходили обучение в знаменитом монастыре у горы Сун? Воистину счастлива та обитель, чей патриарх был лично приглашен на церемонию восшествия на трон нашего нынешнего императора, Сына Неба Юн Лэ, живи он вечно! По-моему, именно по совету шаолиньского патриарха Сын Неба перенес столицу из Нанкина в Пекин?

    - Знания Господина, Поддерживающего Неустрашимость, достойны благоговения, - скромно склонил голову монах, но эта скромность не могла обмануть судью.

    Неспроста подошел к нему преподобный Бань!

    - Тогда не могли бы вы показать мне, недостойному, священные знаки тигра и дракона на ваших руках? Надеюсь, монастырским уставом это не запрещается?

    - Нет, что вы, высокоуважаемый сянъигун, отнюдь! - заулыбался монах, которому явно польстила просьба судьи Бао, да еще высказанная столь смиренным тоном. - Разумеется, смотрите! Вот...

    И он по локоть закатал рукава кашьи.

    Некоторое время высокоуважаемый сянъигун самым внимательным образом изучал предъявленные ему изображения, выжженные на предплечьях монаха, а потом невинно осведомился:

    - А скажите мне, преподобный Бань, только ли у монахов, сдавших экзамены в монастыре Шаолинь, имеются на руках такие знаки?

    - Я не слышал, чтобы кто-нибудь хоть раз дерзнул подделать их.