– Пой, пташка, пой… Лучше скажи, как при необходимости с тобой связываться?

Еще что выдумал – перерешить! Теперь меня стосильной лебедкой от расследования не оттащить!

Гошев понял и сразу перешел на предельно деловой тон.

– Через день буду навещать. В каком качестве? Подумаю. Если срочно, то через моего человека. Лежит в третьей палате. Зовут Павел… Щуплый такой парнишка. Хромает… Длинные волосы, на затылке связаны в пучок…

Молодец, Николай! Ни одного прокола, все предусмотрено, все продумано.

Я вспомнил его предшественника, подполковника Серегина, сейчас отбывающего срок на зоне, и поморщился. Сколько же неприятностей доставил нам этот предатель! Скольких агентов пришлось выводить из дела, спасая от бандитского самосуда…

Гошев замолчал и вопросительно уставился на меня… Что не понравилось генералу? То, что агент прихрамывает или его волосы пучком?

– Все правильно, – успокоил я капитана. – Подготовился ты вполне профессионально… Постараюсь и я не подкачать…

Прибежала Наташа. «Скорой» все еще не было. По мнению жены, медики обязательно перепутают адреса, потеряют бумажку с записанным на ней нашим телефоном, заблудятся… Пробежала по комнатам, потрогала пылающий мой лоб, привычно поохала – растет температура, поудобней взбила подушку. И снова – к подъезду…

– Выпить хочешь? – осведомился я, заранее зная ответ. – Хороший коньячок, три звездочки, а тянет на КВ…

– Спасибо, това… Семен Семенович… Вы же знаете – не употребляю… Что вам принести в больницу? Бананы уважаете?

– В окно выкину. Вместе с тобой. Никаких передач, слышишь?

Наконец появилась «скорая».

Молоденькая врачиха с уставшими красными глазами и следами косметики на внешне безразличном лице потрогала наманикюренным пальчиком разбухшее бедро, измерила температуру, давление. Обязательный минимум, хоть при инфаркте, хоть при простуде. Такая же молоденькая сестричка с ногами, растущими, кажется, от шеи, сделала обезболивающий укол.

– Необходима немедленная госпитализация, – «диагноз» поставлен усталым голосом. По мнению Наташи – безнадежным.

– Операция? – шутливо ужаснулся я. – Снова резать?

– Сразу и операция, – равнодушно пожала плечиками докторша. – До чего же все стали пугливыми… Вас обследуют, проверят. Пройдете курс физиотерапии, поделают компрессики, примочки, укольчики…

Знаем эту «терапию»! Взглянет хирург мельком на бедро, отвернется и буркнет: «На стол его…» Какая ему разница, кого резать? Распялят голышом, обдурят наркозом, склонятся двое в белых «забралах» – повстречаешь после в коридоре, не узнаешь истязателей.

Наверно, и маски марлевые для того, чтобы остаться не узнанными.

Очухаешься в палате – не подняться, не пошевелиться. Типа букашки, наколотой на булавку и пристроенной в «коллекции» таких же порезанных букашек таракашек…

Но, нужно собираться. Ибо добровольно согласился лечь в больницу. Не для лечения – оно второстепенно! – а для выполнения гошевского задания. Чувствую – меня купили. Самым примитивным методом – на всегдашнем стремлении работать, быть полезным… И все же горю желанием немедленно очутиться в больничной палате, рядом с… вором в законе.

Наташа, поминутно шмыгая припухшим носом, помогает мне натягивать спортивный костюм, собирает сумку.