— Ты уволена, Петра, — объявила Мари ледяным тоном.

Горничная качнулась, не веря ушам.

— За что, зу Сит… Ваше Высочество? — она вжала голову в плечи и повалилась на колени. Перепугалась, что чуть не назвала Принцессу старым именем.

— За то, что шпионила за мной и докладывала Королеве Северине.

— Ох… — кухарка Эва от неожиданности плюхнулась на табурет, но быстро поднялась на ноги не без помощи племянницы.

— Нет, я не… — начала Петра, но Мари ее перебила:

— Не лги. Не унижай враньем ни меня, ни себя. Я знаю, что ты делала. И даже понимаю причину. Поверь, еще как понимаю. Королеве-матери невозможно противостоять. Я бы даже простила. Если б твое предательство касалось только меня. Но ты выдала старой мегере тайну близких мне стихийников. Ты не просто подставила их под удар, а подвергла смертельной опасности. На это я глаза не закрою.

— Ваше Высочество, простите! Умоляю! Пощадите! — взмолилась Петра и заплакала.

У Мари сжалось сердце. Сколько раз она видела, как о пощаде молили других стихийников, и ненавидела «палачей», которых не трогали чужие страдания. А теперь на коленях стояли перед ней, однако она не собиралась смягчаться. Ставки слишком высоки.

— Ты уволена, Петра, — повторила Мари жестко. — Я не выгоню тебя из Дворца. И даже найму твою дочь, как ты когда-то хотела. Ближайший год побудет поломойкой. Ее задача — содержать в чистоте коридор, холл и зал для приемов. В остальные помещения ей путь закрыт. В том числе, в помещения для слуг. Я хочу, чтобы девочка была под рукой, чтобы ты, дорогая Петра, вела себя хорошо. И не посмела воспользоваться сведениями, которые выяснила в моих бывших апартаментах. Рискнешь открыть рот, я отыграюсь на твоей дочери. Гарантирую.

Слезы бывшей горничной высохли. Такого поворота она точно не ожидала. Мари и сама не хотела использовать ее дочку, но как иначе гарантировать безопасность друзей? Если обозленная увольнением служанка разболтает секрет, тот запросто дойдет до ушей Росанны. А этого нельзя допускать. Любыми средствами.

— А теперь ответь, Петра, сколько заплатил тебе зу Юнт, чтобы ты шпионила за мной еще и для него?

Мари не была уверена, что сообщнику Трента ее выдавала именно горничная. Но под подозрение всегда попадает тот, кто уже предавал.

Однако Петра вытаращила глаза.

— Я не понимаю, Ваше Высочество. Клянусь, я докладывала только Королеве. Больше никому. Клянусь жизнью! И жизнью дочери!

— Убирайся, — велела Мари, отворачиваясь. — И передай дочке, чтобы утром была здесь. Иначе обе окажетесь в темнице.

Петра ушла, пошатываясь и всхлипывая, а Мари помолчала с полминуты, чтобы собраться с мыслями и забыть отвратительную сцену, и обратилась к остальным слугам.

— Неприятно. Знаю. И даже омерзительно. Я не хочу обращаться с кем-то из вас, как сегодня с Петрой. Я ценю вашу работу и готова защищать вас от всего Дворца, если придется. Однако без раздумий уничтожу любого, кто меня предаст. Ни забывайте об этом ни на минуту…

Мари ушла, не взглянув на слуг, но не сомневалась, что речь произвела впечатление. Это хорошо. Пусть знают, что она не только добрая, но и опасная.

* * *

В спальне, оформленной в лиловых тонах, как и предыдущая, Мари с трудом поборола желание упасть на кровать и расплакаться. Она могла сколько угодно убеждать себя, что сделала всё правильно. И все же изгнание Петры оставило глубокий след в сердце. Будущая Повелительница Зимы не должна испытывать сожалений. Но, может, в этом не слабость, а сила? Сила, которая не позволит переступить черту?

Да, тем, кто не знает, что такое муки совести, и не оглядывается назад, жить гораздо легче.