Я снова ахнула при виде красных усов, намалеванных на морде собаки. И красных клякс на ее глазах.
— У-у-у-у-у! — Я так сильно сжала кулаки, что ногти вонзились в ладони.
Я сделала глубокий вдох. Потом еще один. Но не могла успокоиться.
— Это последняя капля, Итан, — пробормотала я сквозь сжатые зубы. — Это не смешно. Это подло и жестоко.
Я повернулась и вышла из комнаты, направляясь к лестнице в мансарду.
Что я собиралась делать? Не знаю. Я не могла мыслить трезво. Перед глазами стояли намалеванные красные усы. Я буквально видела все в красном цвете!
Мне хотелось разорвать Итана пополам — как он разорвал мой плакат.
Я протопала вверх по лестнице, по-прежнему сжимая кулаки.
— Это уж слишком, — бормотала я. — На этот раз ты зашел слишком далеко.
Я ворвалась в комнату, темную, за исключением слабого света от маленького ночника на полу. И чуть не споткнулась о ворох грязной одежды, сваленной прямо посреди ковра.
Пинком отбросив с дороги джинсы, я подлетела к кровати Итана.
— Итан?..
Потребовалось время, чтобы глаза привыкли к тусклому серому освещению. И тогда я увидела болванчика, растянувшегося на кровати, положив голову на подушку.
— Итан?..
В кровати его не было.
Что?
Из ванной комнаты внизу до меня донесся шум льющейся воды. Я поняла, что Итан, видимо, принимает душ.
На мгновение я застыла на месте, сжимая и разжимая кулаки.
А потом отпрянула назад, когда болванчик зашевелился.
Его голова дернулась. Мистер Негодник резко сел. Голубые глаза со щелчком открылись.
Безобразный болванчик устремил взгляд на меня.
И прошептал хрипло:
— ТЫ МНЕ НЕ НРАВИШЬСЯ, БРИТНИ!
11
У меня перехватило дыхание. Я отпрянула и ударилась о стену.
Болванчик смотрел на меня с гнусной усмешкой. Затем он медленно откинулся на подушку.
«Этого не может быть!» — говорила я себе.
Но это было. Здесь происходило что-то ужасное.
Итан внизу. Болванчик садится сам по себе.
И он ГОВОРИТ!
И он НЕНАВИДИТ МЕНЯ!
На дрожащих ногах я отлепилась от стены. Я не сводила взгляда с Мистера Негодника. Его глаза оставались широко раскрытыми, пялясь в потолок. Но он больше не двигался.
Я заковыляла к двери. Споткнулась о джинсы на полу. Тяжело дыша, добралась до лестницы.
«ТЫ МНЕ НЕ НРАВИШЬСЯ, БРИТНИ!»
Хриплый шепот болванчика до сих пор звучал в ушах.
— Ты не живой! — закричала я, перепрыгивая через две ступеньки за раз. — Ты не можешь быть живым!
Я не могла держать это в себе. Я была слишком напугана. Я должна рассказать маме и папе.
Я ворвалась в гостиную. Там царила темнота, не считая мерцания телеэкрана. Родители всегда гасят свет, когда смотрят кино.
Они сидели рядышком на диване, держа на коленях миски с покорном. Когда я влетела в комнату, мама подскочила. Она попыталась поймать свою миску, но та опрокинулась на пол. Попкорн брызнул во все стороны.
— Бритни, ты напугала меня! — воскликнула мама. — Погляди, что я из-за тебя наделала!
Папа поставил фильм на паузу и, прищурившись, посмотрел на меня.
— Ради Бога, что стряслось?
— Я… я… — заикалась я. — Что-то… — Я хватала ртом воздух.
Папа подтащил меня к дивану. Я плюхнулась рядом с мамой.
— Ты вся дрожишь, — сказала мама. — Ты заболела? Тебя лихорадит?
— Это все… болванчик, — выдавила я наконец. |